Опасные видения - Коллектив авторов

Он жил с Марией уже несколько месяцев. Она была его девушкой, прямо как другая Мария – из «Хот-род комикс» – была девушкой другого Джима, Джима «Лихача» Уайта. Забавная штука, эти комиксы. Про настоящую жизнь – и в то же время лучше настоящей жизни.

Мария – его Мария – не была интеллектуалкой. Она не любила читать и думать, в отличие от Джима, но это ничего, потому что это мужчины должны читать, думать, сражаться и убивать. Мария сидела в глубоком кресле лавандового цвета углу и рисовала восковыми мелками. Подняв свое долговязое тело с кушетки, Джим обошел ее и посмотрел на рисунок.

– Нос кривой, – сказал он.

– Какая разница, глупыш. Это же модный фасон. Тут важна только одежда.

– Ну а почему у нее волосы желтые? У людей не бывает желтых волос.

– У Хелены Херши желтые.

– Неправда!

– Правда!

– Нет, они у нее не желтые, а… не желтые они у нее.

Оба замолчали, потому что заиграла их любимая песня. У каждого была своя любимая, у Джима – «Блап», у Марии – «Да, я знаю, что правда тя люблю», – но была у них и общая любимая. Называлась она «Личная трагедия», из тех, где Машина подражала их голосам, поющим хором:

У Джима Ганна была личная тачка,

И любил Марию он.

И типа она тоже любила,

Чистой любовью притом.

Но нельзя Джиму водить,

А Мария ваще слепа.

Личная-а-а трахеди-я-а-а.

В песне рассказывалось, как Джим Ганн типа больше всего на свете хотел оплатить операцию на глазах для своей девушки, которая хотела любоваться его личной машиной. И тогда он ограбил магазин, но его машину кто-то опознал. Полицейские его застрелили, но:

Под конец целует Марию;

Но и ей не уцелеть.

Успела крикнуть: «Я вижу тачку!

Она ваще офигеть!»

Он умер с нею в объятьях,

Джим рад, что прозрела она.

Личная трахедия-я.

Конечно, в действительности Мария отлично видела, у Джима не было никакой тачки, никаких полицейских больше не существовало. Но все равно для них двоих это была правда. Они не могли этого объяснить, но знали, что их любовь трагичная.

Зная, что Джиму одиноко и ваще грустно, Мария подошла и поцеловала его в ухо. Легла рядом, и они тут же уснули.

Аудит МЕДЦЕНТРАЛА показал, что численность населения в СЕВЕРАМЕРЕ равна 250 000 000 и стабилизирована. Не считая неполадок в нескольких инкубаторах и одной емкости со случайно зараженными эмбрионами, прогресс соответствовал прогнозу, уровни смертности и рождаемости сравнялись. Норма снова отклонилась к асоциальному типу, УТРОБНАЯ ПОДДЕРЖКА показывала 90,2 процента поступлений взрослых пациентов в оба главных госпиталя.

Резкие аномалии подвергались регрессу в период подросткового возраста, так как не было удовлетворительного способа их нормализации, не считая электрошоковой терапии, при всех ее противопоказаниях.

Ллойд достал карманные часы из нагрудного кармана своего клетчатого комбинезона. Ручки Вкусной Курочки показывали вверх, а значит, он успеет забрать почту перед началом «Фермерских мультиков» по телику. Ллойд не удержался, сунул часы в рот и пожевал. Очень вкусно, но удовольствия мало. Все слишком простое, слишком мягкое. А хотелось чего-то необыкновенного, как в «Фермерских мультиках», когда Черный Ангус хотел убить главного героя, Ллойда Уайта, сломав его Машину, а Ллойд Уайт заколол его вилами-шприцами и отправил в Госпиталь.

Из дома выбежал Механический Джо, зная, что уже пора забирать почту. Повилял хвостом и нетерпеливо заскулил. И какая разница, что это ненастоящая собака, думал Ллойд по дороге к почтовому ящику. Джо нравится, когда его чешут за ухом. Это видно, если в глаза посмотреть. И он куда энергичнее и веселее первого Джо.

Ллойд остановился, вспомнив, как расстроился, когда умер Джо. Эта мысль навевала светлую меланхолию, но Механический Джо уже приплясывал и нетерпеливо лаял. Они снова сдвинулись с места.

Почтовый ящик был битком набит почтой. Тут и новый комикс – «Фермер Ллойд и Джо», – и целая коробка новых игрушек.

И все-таки потом, прочитав комикс, посмотрев «Фермерские мультики» и поиграв в конструктор, Ллойд все равно чувствовал себя как-то тяжело, тоскливо. Плохо все время быть одному, решил он. Съездить, что ли, в Нью-Йорк, повидаться с Джимом и Марией. Может, там и Машины другие, не такие властные.

Впервые ему в голову пришла другая, незнакомая мысль. Может, и жить ему лучше в Нью-Йорке.

ДОРОГАЯ ДЕЛЬФИНИЯ [печатал Дэйв], ЭТО МОЕ ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ТЕБЕ, ПОТОМУ ЧТО Я ТЕБЯ БОЛЬШЕ НЕ ЛЮБЛЮ. ТЕПЕРЬ Я ЗНАЮ, ИЗ-ЗА ЧЕГО МНЕ БЫЛО ПЛОХО, – ИЗ-ЗА ТЕБЯ. НА САМОМ ДЕЛЕ ЭТО ТЫ МОЯ МАШИНА ХА-ХА А ТЫ НЕБОСЬ И НЕ ЗНАЛА, ЧТО Я ЗНАЮ.

ТЕПЕРЬ Я ЛЮБЛЮ ХЕЛЕНУ БОЛЬШЕ ТЕБЯ, И МЫ ЕДЕМ В НЬЮ-ЙОРК ВСТРЕТИТЬСЯ С КУЧЕЙ ДРУЗЕЙ И ХОДИТЬ НА КУЧУ ВЕЧЕРИНОК И РАЗВЛЕКАТЬСЯ, И МНЕ ВСЕ РАВНО, ЕСЛИ МЫ С ТОБОЙ БОЛЬШЕ НЕ УВИДИМСЯ.

С ЛЮБОВЬЮ И ВСЕ ТАКОЕ,

ДЭЙВ У.

Когда при землетрясении погибло семнадцать миллионов пациентов Западного госпиталя, МЕДЦЕНТРАЛ приказал немедленно перевести остальных на Восток. Всех аномалий, проживающих далеко от Восточного госпиталя, убеждали эвакуироваться в Нью-Йорк. Убеждение происходило следующим образом: влажность и давление постепенно повышались до 0,9 по шкале дискомфорта, на всех поверхностях вокруг пациента незаметно мелькали на долю секунды изображения Нью-Йорка.

Дэйв и Хелена приехали из Лос-Анджелеса на метро, усталые и злые. Сама поездка заняла всего два-три часа, но еще лишний час они провели в такси по дороге к Джиму и Марии.

– Это электрическое такси, – объяснял Дэйв, – со скоростью не больше мили в час. Никогда больше на нем не поедем.

– Я рада, что вы приехали, – сказала Мария. – Нам тут было ужасно одиноко и ваще грустновато.

– Да, – добавил Джим, – и у меня тут есть идея. Мы можем собрать клуб против Машин. Я уже все придумал. Мы…

– Детка, расскажи им про зомби… то есть про музельман, – сказала Хелена.

Дэйв затараторил со взбудораженным, бешеным видом:

– Блин, во, да, их тут был целый миллион вагонов, все такие в стеклянных капсулах. Я даже сперва не понял, что это за фигня, пошел посмотреть. Там плавал такой тощий безволосый дядька, в капсуле внутри другой капсулы. Офигеть как странно.

В честь прибытия гостей играли любимые песни всех четверых – «Дзынь», «Блап», «Да, я знаю, что правда тя люблю» и «Это моя детка», – а