Спасибо деду за победу - Федька Щусь

дедова сапожища елозит туда-сюда по грязи, прокапывая канавку в непросохшей апрельской грязи. Видел как медленно планируют мимо глаз сверху вниз - как на нулевом уровне незабвенного: — «Тетриса» - разнокалиберные ветки, покрытые ярко-зелёными пучками только начавшими раскрываться почек. Много чего в этот момент видел Виктор Борисович - но, увы, не соображал ничего, совсем ничего.

«Это что же ... это по мне стреляют что ли? Это меня убивают? МЕНЯ? Убивают? Меня нельзя убивать! Я не могу умереть!» - испуганными чайками носились в сознании Виктора Борисовича бессмысленные мысли.

Неизвестно сколько ещё времени продолжался бы этот ступор. Но тут дед, после очередного выстрела перекатившись на спину, вдруг оказался на ногах. Ещё через мгновение был рядом с Виктором Борисовичем. Резко дёрнул его за рукав кожанки и с воплем: — «Уходим, Витёк!» рванул в сторону, в заросли подлеска.

Время резко ускорилось, и Виктор Борисович, отмякнув, метнулся вслед за дедом. Голова была по-прежнему пуста. Оскальзываясь ногами на скользкой глине, поддёргивая молотящий по спине рюкзак, Виктор Борисович бежал сквозь лес как олень от волчьей стаи - по уши залитый адреналином, ни о чём не думая, целиком и полностью отдавшись древнему всеобъемлющему инстинкту самосохранения.

А за спиной бегущего так, как не бегал никогда в жизни, Виктора Борисовича творился настоящий звуковой ад. Возносился до небес многоголосый лай - человечий, нерусский, наполненный «шайзе» и «химмельарш». Стрекотали взбесившимися швейными машинками «шмайсеры» (Виктор Борисович уже научился узнавать на слух их торопливую картавую скороговорку) Пронзительными шмелями свистели пронзающие воздух выпущенные из этих «шмайсеров» пули. И точно такие же пули сочно и жирно чавкали, вонзаясь на излёте в лесную глину - казалось, непосредственно за каблуками берцев Виктора Борисовича.

Неизвестно сколько времени продолжался этот бег от смерти. Минуты? Часы? Дни? Чужие голоса становились всё тише и тише. Чавканье вонзающихся в землю пуль было всё глуше и глуше. «Кажись ушли» - сквозь бег облегчённо подумал Виктор Борисович. И в этот момент торжества кто-то пнул его прямиком в копчик. Так больно и так обидно пнул!

От этого пинка Виктор Борисович слетел с ног и по инерции пропахал носом землю. Обидно конечно - но надо идти дальше. Виктор Борисович перекатился на спину, прямиком на выпирающий через материю рюкзака прямоугольник ноутбука. Попытался встать на ноги. И внезапно осознал, что ног-то у него и нет!

Подтянув подбородок к груди, Виктор Борисович визуально убедился, что ноги вполне себе присутствуют - вон они, затянутые в заляпанные грязью джинсы, валяются двумя брёвнышками поверх кучи веток! Попытался встать опять ... а ног так и не было!

В этот момент громко зачмокало, зачавкало грязью прямо возле уха. Над Виктором Борисовичем склонилось озабоченное лицо неугомонного деда. «Витёк, ты штойко-то? Ранило штоль? Где болит у тебя?»

Виктор Борисович замычал, показывая грязным перстом куда-то в сторону ширинки. Дед легко, как ребёнка малого, перекантовал центнер живого веса Виктора Борисовича со спины на живот, без всякой жалости макнув его физиономией прямиком в земелюшку родимую. И замолчал ...

«Дед, ну что там?» - заелозил животом по грязи Виктор Борисович, плезиозавром изгибая шею в направлении собственной задницы. Дед молчал как рыба об лёд. Виктору Борисовичу удалось наконец изогнуться и увидеть. И что он там увидел - лучше бы конечно не видеть.

На пояснице Виктора Борисовича, прямо по черноте кожанки, расплывались тёмно-багровые пятна ... раз, два, три ... «Это что же ... позвоночник перебило мне?» Виктор Борисович опять попытался пошевелить ногами. Ног по-прежнему не было. То есть визуально они были - но на любые попытки ими воспользоваться никак не реагировали.

И в этот момент где-то на грани слышимости опять возникли те самые голоса. Адские твари шли по их следу, не желая оставить их в покое, не желая позволить им жить. «Дед, ну что там?» - нетерпеливо переспросил Виктор Борисович. - «Ништо, Витёк ... я тебя дотащу ... донесу как-нибудь ...» - донельзя фальшиво ответил дед, и эта фальшь больно вдарила по нервам Виктора Борисовича. И вот тут Виктор Борисович всем существом своим осознал, что ВСЁ ...

Было ли Виктору Борисовичу страшно? Ну только если совсем чуть-чуть. Во-первых, как любой обыватель XXI века, Виктор Борисович был подсознательно непоколебимо уверен, что смерть - это то, что бывает с другими, а уж у него-то жизнь так и будет крутить и крутить колесо. И даже сейчас эта уверенность упорно не желала его покидать — хотя бы уже всё, ясно же, что не жить. А во-вторых - он так уже устал за время этой бесконечной беготни по лесам и болотам ... ну что же - не он первый и не он последний. 27 миллионов погибло на этой войне - будет значит он 27 миллионов первым. В конце концов, он же сам сюда хотел. «Уж всяко лучше чем там безработным недопенсионером по помойкам шариться ...»

И от этих-то мыслей наполнился Виктор Борисович множеством эмоций. Были в числе этих эмоций и жалость к себе, любимому ... и гордость за своё скромное геройство ... и страх неминуемого, неизбежного и очень скорого небытия ... и сожаление о том, что так и не довелось ему выиграть войну и на рейхстаге расписаться ... и запоздалое беспокойство об оставшемся там, в XXI веке, Дениске ... и в конце - горькая решимость сделать всё как надо и правильно закончить свою такую долгую, глупую и бессмысленную жизнь.

«А я ведь в космос мечтал летать» - ни к селу ни к городу подумал Виктор Борисович. Оттолкнувшись руками перекатился на спину. Улёгся поудобнее. И тихо сказал деду: — «Давай, дед. Делай как договаривались. Рюкзак забери и нашим отдай». И крепко-крепко зажмурился.

Дед молчал. Птички пели. От земли сквозь кожанку поднимался холод, заливая усталое тело Виктора Борисовича. «Дед, не тяни! Давай, мать твою за ногу! Давай уже!» - не выдержав, выкрикнул Виктор Борисович.

И тут дед легонько щёлкнул Виктора Борисовича в переносицу. «Он что, издевается надо мной?» - обиженно подумал Виктор Борисович. И вдруг увидел сверху маленькую лесную полянку. Посередь полянки на земле валялся, разметавшись, толстый массивный мужик в грязной кожаной куртке и таких же грязных джинсах. А во лбу у мужика красовалась аккуратная такая дырка. А рядом с тем мужиком стоял другой мужик, воздев лицо к небу - и выл как раненый волк, перемежая всхлипы бессвязной многоэтажной матерщиной.

«Чё эта они?» - подумал Виктор Борисович и полетел вверх, вверх,