Ментальная кухня 4 - Максим Злобин

Перед Тарановым появилась четвёртая кружка пива; на сей раз судя по цвету нефильтровка. Ваня жестом попросил официанта чуть задержаться, сделал глоток, вскочил с места и заорал:

— Шайсэ! Тфоя мама не прафа! Эт-то не пифо, это какой-то дистиллят уныния!

— Come?

— Хабн зи хиа рихтигес биа⁈

— Нон урлалэ контро ди мэ!

— Ферфлюхтен итальяшка!

— Тедеско пуццоленте!

Короче… понеслись интернациональные распри. И пускай каждый не понимал друг друга, сраться им это вовсе не мешало. Жутко захотелось придумать какую-нибудь шутейку про Гитлера и Муссолини, но никто кроме меня в этом мире её бы не оценил, так что…

Во-о-о-от… сперва я посмотрел на Таранова, потом на Петю Грызлова, снова на Таранова, и снова на Петю. Подумал кому бы из этих двоих скорее доверил свою жизнь и жизнь деда. Ответ пришёл сам собой. Давненько я так легко ничего не решал.

— Алло, — я набрал деда. — Не отвлекаю?

— Нет-нет, Вась, — ответил Джоржано. — Говори, — хотя на фоне шло бурное обсуждение.

Десяток глоток орали что-то наперебой, и я прямо увидел это вспомогательное мельтешение рук. Заразная всё-таки тема. Сам за собой начал замечать, как начинаю жестикулировать при разговоре. Пожалуй, этого мне действительно будет не хватать после отъезда с Сицилии, — этого, да ещё анчоусов.

— Слушай, у нас тут внезапно нарисовался надёжный… э-э-э… рулевой? — спросил я у Пети, прикрыв динамик ладонью.

Петя махнул рукой, мол, сойдёт.

— Надёжный рулевой подводной лодки, — закончил я. — Была бы сама лодка и можем отчаливать.

— Думал об этом, — ответил старший Каннеллони. — Беда в том, что за батискафы и частные маленькие подлодки всерьёз взялась береговая охрана. Лютуют, сволочи, никого никуда не пропускают. Курсируют вдоль всего берега сутки напролёт, вылавливают нарушителей. Вот если бы нам армейскую лодку раздобыть, которую в случае чего примут за свою примут… так… погоди-ка. Я перезвоню!

Дед скинул звонок.

А я моментально расслабился и продолжил чилить. Раскрасневшийся от злости Таранов перестал ругаться с официантом, сходил в супермаркет за углом, взял себе бутылочку немецкого пива и теперь показательно хлебал его из горла. Хлебал, да приговаривал:

— Я-я! Ох, фантастиш! Дас ист гут! Не то што… тьфу!

Гио с Ритой с руки остановили проезжавшую мимо карету и погнали кататься, а мы с баб Зоей и Грызловым продолжили нашу неспешную трапезу. После пиццы нам принесли отварного осьминога в какой-то масляно-лимонной заправке, белого винца под это дело и что-то типа лечо. Только лечо с поправкой на Италию и её продукты: сельдерей, оливки, каперсы, а за основу вместо болгарского перца взят баклажан.

Как оно называется — не имею ни малейшего понятия. Пускай и повар, а знать всё на свете я не обязан. И не настолько уж оно вкусно, чтобы срочно брать себе на вооружение, — тот же айвар как по мне в разы прикольней будет.

— Закрутками в этом году заняться, что ли? — меланхолично произнесла баб Зоя, ковыряясь в баклажановом лечо.

Короче, тишь да гладь. Сидим, едим, воздухом дышим.

В кои-то веки что-то решалось без моего непосредственного участия, и не могу сказать, что я на это сильно обижался. Но угомонить разум не смог всё равно. Начал фантазировать о том, как деда Жора выйдет из положения. Почему-то мне представилось, что у старого итальянского дона должен быть друг детства со флота, и сейчас он поднимет свои знакомства, и всё будет решено.

Прогадал, блин.

— Алло, Василий, жду тебя и твоего рулевого в артефакторной мастерской через полчаса. Вечером будем брать штурмом базу ВМФ Италии.

— Чего⁈

— Не переживай. Пошьём вам броню на всё тело, так что даже если вдруг зацепит…

— Да я не об этом!

— Не важно. Жду дома…

* * *

Да, перечить вслух дону Каннеллони никто не смел, но разлад внутри семьи ощущался сразу же. Напряжение в доме царило такое, что хоть ножом его режь. И я понимаю! Я, блин, действительно всё понимаю! Всё и всех!

Ситуация: жили-были-процветали, пока не появился внучок из далёкой снежной России, которого вообще-то никто сюда не звал. А теперь по воле этого внучка нужно идти в бой с армейскими. Во-первых, под пули. Во-вторых, после такой дерзкой выходки всему семейству придётся уходить в подполье на непонятно какой срок. А тут и враждующие семьи обязательно подключатся, и аристо под шумок налетят, и… что? Что дальше-то?

Всё?

Импульсивный, никому ненужный поступок может прямо сейчас похоронить весь клан. В глазах новоиспечённой родни я видел молчаливое несогласие, и лишь один Лучаныч сейчас орал как бешеный и взывал к благоразумию. Дед в ответ тоже орал. Орал, да ещё искрился так, что в кабинете мигали лампочки, а три пера на голове консильери поднялись к потолку.

— Образумь его, пожалуйста, — написал я Марио через переводчик.

— Не получится, — ответил мне брат. — Мы пытались.

Что ж. Надо что-то делать. Надо что-то предлагать. Всю эту первобытную ярь и порывистость Джордано Каннеллони можно понять, но… то лишь с одной стороны. С другой, она бы куда лучше пригодилась мне в Мытищах, на разборке с Сидельцевым.

Ладно. Есть что терять, и сейчас вообще не время для робости.

— Стоп! — крикнул я, обратив на себя внимание всех присутствующих.

«Не смей затыкать меня, сопляк» — прочиталось в глазах деда, но вслух он просто сказал:

— Что?

— На́нну, прошу, выслушай меня.

«Нанну» — традиционное сицилийское обращение к дедушке. Я тоже кой-чего узнал, пока время было. Всё же каждый раз обращаться к нему Джоржано ди Козимо Каннеллони — это я так с ума сойду; непривычно оно для русского человека. Называть Жорой Козимычем при других членах семьи — то ли издёвка, а то ли неудачная шутка. А так, вроде бы, вполне себе уважительно. И к самому деду, и к местным традициям.

— Дайте мне время до завтрашнего утра, — попросил я. — Назови место и жди меня там. Я прибуду на подлодке.

— Что ты придумал?

— Пока не знаю, — ответил я. — Но что-нибудь обязательно придумаю. От одного дня мало что решится и… Я очень горжусь тем, как ты встал на мою защиту, но прошу не палить из пушки по мышке. По крайней мере не сразу.

— Жора, послушай мальчика, — подключилась Зои ди Афанасси. — Поверь мне, он тебя ещё