Первый инженер императора IV - Александр Вольт

— Помолчи, — оборвал я его, снова берясь за уголек. — Время пошло. И не мешай мне работать.

В кабинете воцарилась тишина. На этот раз — настоящая. ИскИн, видимо, решил, что дальнейшие комментарии будут излишни. И я с головой ушел в работу.

Эти восемь дней превратились в один сплошной марафон. Я почти не спал, забывал про еду, полностью растворившись в чертежах, расчетах, в звоне молота и скрипе напильника. Кузница стала моим вторым домом, а Михалыч — моим незаменимым помощником.

Мы работали, как проклятые. Я доводил до ума чертежи, рассчитывая каждую деталь с предельной точностью, а старый кузнец, кряхтя и ругаясь, воплощал мои задумки в металле.

Хламники, видя наше одержимое усердие, тоже не оставались в стороне. Иван выделил мне Руслана и Олега в постоянные помощники. Они таскали заготовки, раздували мехи, помогали с грубой обработкой — делали все, чтобы мы с Михалычем могли сосредоточиться на самой тонкой и ответственной работе.

Иша регулярно заходила в кузницу, принося нам еду и свои травяные отвары, которые, на удивление, действительно снимали усталость и придавали сил. Она молча ставила на верстак кружки и миски, смотрела на меня своими пронзительными, темными глазами, в которых читалась и тревога, и какая-то тихая поддержка, и уходила, не мешая.

День за днем, деталь за деталью, Руническое Ядро обретало форму. Это было похоже на сборку сложнейшего часового механизма. Каждая пластина, каждая грань, каждый сегмент должны были идеально подходить друг к другу, без малейшего зазора или люфта.

А руны… Нанесение рун на металл было самой сложной частью. Я делал это сам, вручную, используя тончайшие граверы, которые мы выковали с Михалычем.

Концентрация требовалась абсолютная. Одна неверная линия, один лишний завиток — и вся деталь могла стать бесполезной. Я чувствовал, как энергия течет сквозь меня, направляя руку, подсказывая правильное движение. В такие моменты я почти забывал о боли в правой руке, полностью растворяясь в процессе, в этой странной смеси инженерного расчета и интуитивной магии.

ИскИн молчал. Но я чувствовал его присутствие. Знал, что он наблюдает, анализирует, просчитывает. Иногда, когда я заходил в тупик, не зная, как решить ту или иную конструктивную задачу, мне казалось, что ответ приходит сам собой.

Словно невидимый помощник подкидывал мне идею, направлял мысль в нужное русло. Было ли это так на самом деле, или это просто мой переутомленный мозг выдавал желаемое за действительное, я не знал. Но решения находились. И работа двигалась вперед.

Хотя такие решения бывали со мной и раньше. Когда-то давно я читал, что если человеческий мозг очень долго бьется над какой-то задачей (и эта задача для него важна и интересна), то рано или поздно он найдет для нее решение.

Либо очень мудреное и сложно выполнимое, либо… гениально-простое.

Со мной так случалось и в институте. Помню, как на парах по ТОЭ на первом курсе мне попалась самая сложная схема по расчету контурных токов. Как я тогда ругался, мол, для чего мне, механику, вообще нужна электрика. А оно вот как вышло, хех.

Но суть в другом. Она в том, что задача мне казалась нерешаемой. Я и так ее рассчитывал, и так. И ничего у меня не сходилось, хоть ты тресни. И в одну из ночей в голове родилось решение. Я буквально видел, как вывожу формулу, пересчитываю в сто первый раз всю схему и нахожу то место, где ошибся.

Утром проверил. Так и оказалось.

Жаль, что я пропустил пятьсот лет. Вдруг ученые узнали за это время на что еще способен наш мозг?

На седьмой день, когда до истечения срока оставалось чуть больше суток, все было готово. Перед нами, на большом верстаке в центре кузницы, лежало ОНО. Руническое Ядро. Многогранный, сложный, испещренный светящимися символами артефакт. Он был прекрасен в своей технологической и магической завершенности, не смотря на кустарный вид. И он был жив. Я чувствовал, как он слабо пульсирует, как от него исходят едва уловимые волны энергии.

Мы с Михалычем, Иваном, Русланом и Олегом стояли вокруг, глядя на наше творение. Уставшие, перепачканные сажей и металлической стружкой, но… счастливые. Мы сделали это. Вопреки всему.

— Ну что, барон, — хрипло сказал Иван, нарушая тишину. — Момент истины?

Я кивнул, доставая из кармана Сердце Руны. Серый конусообразный камень казался теплым, живым. Я медленно поднес его к центральной полости в Ядре, чтобы поставить Сердце, словно на постамент.

— Ебанет? — спросил вдруг Руслан.

Я хохотнул. Вот уж и вправду чудеса. Кто бы подумал, что спустя пятьсот лет я столкнусь с такой легендарной фразой, которую слышал в, можно сказать, прошлой жизни от электриков во время практики на одном из объектов.

Наверное, правду говорят, что история ходит по кругу. Или вьется по спирали. Кому как нравится.

— Не должно, — ответил я.

И в тот момент, когда камень коснулся металла, все вокруг залил ослепительный, голубой свет. Ядро загудело, сначала тихо, потом все громче, его грани начали медленно вращаться, руны на них вспыхнули ярким, пульсирующим светом. Энергия, доселе дремавшая в Сердце Руны, пробудилась, потекла по каналам, которые мы создали, заставляя механизм жить.

Я чувствовал его не только зрением, но и кожей — мощный, пульсирующий поток чистой энергии, теплый, но не обжигающий. Он вибрировал в самом воздухе, заставляя дрожать инструменты на верстаках и поднимая с пола облачка металлической пыли, которые кружились в этом сиянии, словно мириады крошечных звезд.

Это длилось несколько секунд, которые показались вечностью. Гул нарастал, достигая пика, а затем так же резко оборвался. Свет погас, оставив после себя лишь пляшущие цветные пятна перед глазами и звенящую, почти оглушительную тишину.

Мы стояли завороженные, не в силах пошевелиться, боясь нарушить это равновесие. Я медленно опустил руку и посмотрел на наше творение. Руническое Ядро больше не сияло. Теперь оно просто спокойно лежало, как ни в чем не бывало.

Я перевел взгляд на своих товарищей. Они все еще стояли, как истуканы, с широко раскрытыми глазами. Руслан, кажется, стал меньше ростом, словно вжался в себя в ожидании неминуемого взрыва, который, к счастью, так и не последовал. Его лицо выражало смесь благоговейного ужаса и детского восторга.

Иван Кречет, приоткрыв рот, просто смотрел на Ядро, и я видел, как в его глазах, обычно суровых и стальных, плещется