Исходя из соображений - Александр Николаевич Чуманов

Но обуздать Солнце они еще не умели. И стали к Ванятке прискребаться.

Одни, прищурившись, спрашивали:

— Дай, ты почему назвал козу Раисой Максимовной? Что ты хотел сказать этим, Дай?

— Нипочему, ничего, — отвечал мужик миролюбиво, — назвал и назвал. Захотелось. Звучит!

Другие тоже спрашивали, тоже прищурившись:

— Дай, почему ты назвал свинью Софьей Исааковной? На что ты этим намекаешь, Дай?

— Нипочему, ни на что, —отвечал мужик миролюбиво, — отвалите-ка вы все от меня? Назвал и назвал. Звучит!

Но если начали к человеку приставать, разве добром отстанут? Да ни за что! Вот так и неслось со всех сторон: «Дай? Дай! Дай!»

И Дай уехал в Китай. Потому что его настоящее имя было Ван Дай Фу».

Погасло табло. А Хмырин ждал, ждал.

— А дальше?

«Что «дальше»?»

— Что было с Ванькой дальше?

«Ничего... То есть, вероятно, что-то было. Но это, видимо, другая сказка».

— В чем тогда здесь состоит торжество Добра?

«Фиг его знает? Больше в моей памяти ничего нет».

— Странно. Если бы не математик записал, я бы . подумал, что это творчество душевнобольного. А раз математик... Значит, не моего ума дело. Не понял ничего.

«Может, не в уме дело... Когда-то поговорка была: «Сказка — ложь, да в ней намек, добру молодцу — урок». Здесь, наверное, тот самый случай. Да только намеки, которые содержатся в сказке, были понятны во времена Пол Пота. А то и раньше».

— Очень может быть... Спать буду. Твоя непонятная сказка меня странным образом успокоила. Спасибо. Хотя лучше бы не читать, а слушать. Чтобы заснуть посреди сказки...

«Могу с тобой разговаривать, только твоим же голосом. Хочешь?»

— Нет уж. Уволь.

Хмырин закрыл глаза и мгновенно заснул. Но спал беспокойно, ему снились коза Раиса Максимовна в виде красного коскора, свинья Софья Исааковна в виде зеленого коскора, Китай в виде огромной планеты с кольцами, параллельными экватору.

Хмырину снилось, будто люди напали на китайцев, обвинив их в нецелесообразности, но переоценили свои силы, ибо Земля маленькая, а Китай вон какой большой. Китайцы стали побеждать агрессора, стали перехватывать стада коскоров, и на Земле разразился небывалый энергетический кризис, мирное население превращалось в сосульки, а генералы от целесообразности понятия не имели, как уничтожить ЖЗ, потому что они умели только охранять ЖЗ...

Разбудил Хмырина противный визг специального сигнального устройства. На табло пульсировали слова:

«Подъем? Готовность номер два? Прошла команда: «Приготовиться к старту?» Прошло отключение потребителя? Вспомогательный двигатель прогрет! Принять транспортное положение! Начало движения!»

Табло словно подменили. Словно нет и в помине памяти восемнадцати невольников... Тринадцати...

Коскор качнулся. Хмырин — к иллюминатору. Чуть не упал. Поймался за какой-то поручень. Увидел заспанную Гортензию. Она, зевая, отдраивала переходный шлюз, связывающий жилую ячейку с внешним миром. Сына Хмырин не увидел. Наверное, спит еще. И майора не увидел. Наверное, ушел ночью.

Вот он — внешний мир. Неуютный, холодный, темный. Мертвый мир. Воздух разряжен и ядовит, муниципальное солнце едва-едва теплится в четверть накала, даже звезды на небе видны отчетливо, хотя уже на часах день, хотя там и сям висят плакаты: «Народ? Твое Солнце работает в режиме максимальной целесообразности! Еще никогда на Земле не было так хорошо!»

Ну да, конечно, никогда не было. Вот бы и на каждую звезду напялить ЖЗ!..

Минус шестьдесят два. На улицах —- одинокие фигурки в скафандрах. Скоро будут — толпы. Сейчас — рано. Кругом, куда ни глянь — оранжевые коскоры. Выкатываются из жилых ячеек и едут в одном и том же направлении. К месту старта. Изредка взгляд натыкается на голубой коскор. Это не коскор, это флагман. Давно ли Хмырин сидел внутри такого же и подавал сигналы эскадре коротковолновой радио-дудкой.

Плох внешний мир. Про это не говорят, но это ясно каждому. Люди думают, что виноваты брачелы. Брачелы — что люди. И тем, и другим — легче.

И все же, покинув жилую ячейку, Хмырин почувствовал себя куда бодрее. Словно прогулялся без скафандра по легкому морозцу. Он глядит в иллюминатор во все глаза — забот никаких, управлять коскором не надо, ВКК знает все и все сделает вовремя, как надо, —лафа!

Дураки люди, боятся солнечного облучения, а разве живут дольше брачелов? Да нисколько! Если, конечно, не имеешь допуска в распределитель запчастей, а многие ли его имеют!

И все потому, что жизнь на Земле ничуть не здоровее, чем вблизи от Солнца, где жесткое излучение пронизывает тонкие стенки коскора, как солнечный свет пронизывает простое стекло; где от жары не спасает никакой кондиционер, и ползаешь по отсекам нагишом.

Конечно, на Земле все герметизировано. Но сколько ни герметизируй...

Согласился бы Хмырин сейчас освободиться от всех полученных в последнее время знаний, совершенно бесполезных для работы, а для жизни так даже и опасных? Да ни за что на свете!

Загорелось табло. И опять оно доброжелательно и внимательно, словно близкий любящий родственник.

«ВКК нашего знаешь?»

— Как не знать. 133Б. Сучьев. А я был 133В. Его сменщик...

«И как он, этот Сучьев?»

— Как все. Даже не знаю... Нормальный. Я несколько дней назад таким же был. Узким специалистом. Да какая разница — что Сучьев, что Коблов...

«Вместо тебя молодого специалиста пришлют?» — Скорей всего.

«Интересно, тоже будет, как все, или...»

— Как все, как все! Не сомневайся! «Интересно»... Что интересного? Тем более, тебе, компьютеру...

«Много ты понимаешь в компьютерах, пастух! Я — память тринадцати человек. Но не механическая сумма, а конгломерат памятей. Совокупность личностей, если хочешь... Мне порой свойственно то, что не было свойственно ни одному из тринадцати... А ты говоришь... Я не хочу, чтобы меня стирали, также, как ты не хочешь, чтобы тебя пустили на брикеты или на запчасти! А ты говоришь...»

— Какой ты обидчивый, Пятница! Ну извини...

«Пятница? Понимаю, что ты имеешь в виду... Есть такое художественно-фантастическое зрелище... Но Пятница был дикарь!»

— Да ладно тебе! Слова сказать нельзя! Ну и что — дикарь! А кто не дикарь, если смотреть в корень?!

«Так то в корень...»

Табло погасло. Конечно, компьютер не мог перестать сердиться немедленно, хотя быстродействие у него — с человеческим не сравнить. Но обида, это такая штука...

Хмырин решил не приставать.

Наконец эскадра собралась на космодроме — огромном, залитом бетоном. Когда-то вокруг космодрома располагались всевозможные наземные службы — станции дальнего слежения,