Абсолютная Власть 3 - Александр Майерс

Он схватился за голову и застонал. Потом без спроса схватил со стола бутылку коньяка и сделал несколько жадных глотков. Закашлявшись, он пролил немного коньяка на ковёр.

Муратов поморщился, но сдержал вспышку гнева, только стиснул подлокотники кресла. Да, его тоже бесило, что Градов снова их переиграл. Так нагло и в то же время так изящно.

Волей-неволей Рудольф Сергеевич проникся уважением к своему противнику. Только это не значило, что он собирался давать ему какие-то поблажки. Напротив, стремление сокрушить Градова стало только сильнее.

Глотнув ещё коньяка, фон Берг сказал уже тише:

— Мне нечем платить солдатам. Понимаешь? Не-чем! Они уже ропщут! Ещё неделя — и они или разбегутся, или взбунтуются и перережут моих офицеров! — голос барона становился громче с каждым словом. — А этот суд… этот проклятый суд! Что, если нам прикажут выплатить штрафы за военные преступления⁈ У меня же нет средств на это! Что мне делать, продавать поместье и драгоценности жены⁈ Меня окончательно добьют!!!

Муратов наблюдал за этой истерикой с отстранённым любопытством, как хищник, рассматривающий бьющуюся в агонии добычу.

— Вы позволили себя обвести вокруг пальца, — констатировал он, и в его голосе не было ни капли сочувствия. — Вам подсунули блестящую, но очевидную аферу, а вы, движимый жадностью и отчаянием, проглотили крючок, леску и удилище вместе с рыбаком. Виноваты в этом вы сами, Генрих Карлович.

— Я виноват⁈ — фон Берг вскочил с кресла, трясясь от ярости. — А ты⁈ Ты где был, а? Твои советники, твои шпионы? Почему никто не предупредил меня? Почему я вынужден воевать на два фронта, с Градовым и с Карцевой, а ты сидишь и делаешь вид, что ничего не происходит⁈

Глаза Муратова сузились до щёлочек. Ледяное спокойствие сменилось яростью. Он медленно поднялся и хотя был ниже фон Берга, его фигура вдруг наполнилась такой угрожающей силой, что барон невольно отступил на шаг.

— Вынуждены? — процедил Муратов, и его тихий голос прозвучал громче любого крика. — Вы ничего не вынуждены, барон. Вы — жадный, недальновидный дурак, который полез в большую игру, не рассчитав сил. Вы думали, что война — это лёгкая прогулка и делёж трофеев? Вы ошиблись. Градов оказался умнее, хитрее и беспощаднее вас. А вы теперь приходите сюда и смеете указывать мне? Смеете что-то требовать⁈

Он сделал шаг вперёд. Фон Берг отступил ещё, наткнувшись на кресло, и приподнял бутылку, будто готовясь защищаться с её помощью.

— Мои советники? Мои шпионы? Они работают на победу альянса, а не на то, чтобы вытаскивать из дерьма каждого неудачника, который не может уследить за собственным кошельком! Вы хотели быстрой наживы — вы её не получили. Вы хотели лёгкой войны — но просчитались.

— Но… что мне теперь делать? — выдохнул фон Берг, и в его голосе впервые прозвучало не яростное отчаяние, а животный страх.

Рудольф помолчал, наблюдая, как из барона уходит последняя спесь. Он видел перед собой не союзника, а разбитую, жалкую развалину. Но развалину, которую ещё можно было использовать как таран.

— Успокойтесь, — его голос вновь стал гладким и холодным, как полированный гранит. — Ваши солдаты не разбегутся. Их жалование будет выплачено. Я об этом позабочусь.

Фон Берг остолбенел, уставившись на него.

— Вы позаботитесь? Но…

— Но это не подарок, — резко прервал его Муратов. — Это инвестиция в нашу общую боеспособность. И в вашу дальнейшую лояльность. С этого момента ваша армия переходит под моё оперативное командование. Ваши офицеры будут получать приказы от моего воеводы. Вы же будете сидеть тихо в своём поместье и не мешать мне разбираться с тем бардаком, что вы устроили. Понятно?

Это было унизительно, и граф сам был не в восторге оттого, что приходится так поступать с союзником. Если начистоту, на какую лояльность после подобного можно было рассчитывать?

Но выбора не осталось. Альтернатива — поражение в войне с Градовым. Этого Муратов не мог допустить.

Фон Берг молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Хорошо, — Муратов вернулся к своему креслу. — Что касается войны на два фронта… Карцева — временная проблема. Сейчас важнее Градов. Он стал слишком опасен. Вы слышали, что он не просто набирает дружину? Он создал отдельный отряд, вооружённый пороховым оружием.

— Правда? — ошарашенно выговорил Генрих.

— Не знаю, где он сумел достать артиллерию… Но мои шпионы докладывают, что у него не меньше трёх десятков орудий.

Он замолчал, глядя на потухшее лицо барона.

— Нам нужны новые союзники. Сильные. Те, кого не испугает его хитрость и растущая мощь. Я уже веду переговоры кое с кем. И… — он сделал паузу, — у меня есть другой козырь.

Фон Берг поднял на него беспомощный взгляд. Осторожно поставил коньяк на место и переспросил:

— Козырь?

На лице Муратова появилась тонкая улыбка, безжалостная, как нож убийцы.

— Скоро будет нанесён удар. Такой удар, от которого он не оправится. Если всё получится, как задумано, мы уничтожим его Очаг. Раз и навсегда. Лишим его силы. И тогда этот слишком умный щенок превратится в бродячую собачонку, которую можно будет пристрелить у обочины.

В кабинете повисла тишина. Даже фон Берг, поглощённый своим горем, замер, осознавая чудовищность сказанного. Уничтожение Очага вражеского рода… Это было выше простой войны. Это была абсолютная, тотальная война на уничтожение.

— Уничтожить Очаг? — прошептал он. — Но как? Это же…

— Это необходимо, — безжалостно закончил Муратов. — Теперь вы свободны, Генрих Карлович. Ждите распоряжений о ваших войсках. И постарайтесь больше не совершать глупостей. Моё терпение не безгранично.

Он отвернулся к окну, демонстративно прекратив разговор. Фон Берг постоял ещё несколько секунд, потом, понурившись, побрёл к выходу.

Рудольф Сергеевич, глядя в тёмное стекло, где отражалось его собственное худое лицо, уже строил новые планы. Планы, в которых разорённый барон был уже не союзником, а разменной пешкой. Пешкой, которую можно было без сожаления бросить под удар, чтобы добиться главной цели.

Уничтожить род Градовых.

Поместье барона Градова

Следующим утром

Утренний воздух на заднем дворе был прохладным, пах зеленью и свежей выпечкой. Баба Маша решила приготовить с утра булочки, и это дало нам с Таней время потренироваться.

Мы выбрали место в глубине двора за полуразрушенной оранжереей — подальше от любопытных глаз и под надёжными кронами деревьев.

Таня, собрав волосы в тугой хвост, сосредоточенно хмурила лоб. Перед ней в воздухе висел сложный, многослойный щит из чистого света — мозаика из гексагональных сегментов, каждый из которых пульсировал слабым серебристым сиянием. Элемент Отражения был её козырем, её природным даром,