Внедроман. Полная версия - Алексей Небоходов

На душе было одновременно тревожно и легко – редкое чувство, когда перед важным шагом обретаешь уверенность в правильности решения, но отчётливо понимаешь, что пути назад уже нет. Это было похоже на освобождение от старой жизни, которая стала слишком тесной. Теперь ему предстояло шагнуть в другую жизнь, и эта мысль одновременно пугала и волновала.

Вернувшись домой, Михаил застал Ольгу на кухне. Она молча сидела за столом перед остывшим чаем, глаза её были красные, опухшие от слёз, которые она уже не скрывала.

– Ну что ты, Оленька, – тихо сказал Михаил, присаживаясь напротив и беря её холодные руки в свои ладони. – Разве можно так? Я же не навсегда, пока только поездка. Встречи, дела, может, получится найти новые возможности. Ты ведь знаешь, я ничего не делаю просто так.

Ольга подняла глаза, и Михаил увидел в них такое смятение и беспомощность, каких прежде никогда не замечал.

– Значит, ты всё-таки уезжаешь? – тихо спросила она. Голос срывался на хриплый шёпот. – Это окончательно? Ты решил, что другого выхода нет?

Михаил сжал её пальцы крепче и внимательно посмотрел ей в глаза:

– Оля, милая моя, не окончательно. Я вернусь за тобой, слышишь? Сейчас просто нет другого выхода. Всё зашло слишком далеко. Я уезжаю не потому, что хочу от вас сбежать, а чтобы сохранить то, что у нас есть. Нам нужен воздух, пространство для жизни. Если я останусь, меня раздавят, а потом и вас с Серёжей зацепят. Ты ведь сама это понимаешь.

Она слушала молча, прикусив губу, словно стараясь не заплакать. Потом отвернулась и проговорила тихо, глядя на тёмное окно, за которым медленно падал мокрый снег:

– А как же мы здесь без тебя? Ты подумал, что будет с нами, если вдруг что-то пойдёт не так? Как объяснить это Серёже? Он уже взрослый, всё понимает. Ты – единственный мужчина, которого он уважает. Как я скажу ему, что ты уехал и неизвестно, вернёшься ли?

Михаил глубоко вздохнул. Эти слова давались тяжело, хотя он много раз репетировал их в голове:

– Я сам объясню всё Серёже. Он поймёт, уверен. Он взрослее многих, кого я знаю. А ты… Ты должна мне верить. Я никогда не бросал слов на ветер. Я вернусь и заберу тебя. Просто нужно, чтобы ты немного потерпела. Ты выдержишь?

Ольга подняла заплаканные глаза и устало улыбнулась через силу:

– Я всегда терпела, Миша, даже когда совсем не хотелось. Выдержу и теперь. Только возвращайся скорее. Без тебя я уже не знаю, как жить. Без тебя мне не хочется просыпаться.

Он осторожно обнял её, прижимая к себе так крепко, словно хотел передать всю свою уверенность, чтобы она поверила: он действительно вернётся, и всё будет хорошо.

– Потерпи немного, Оленька, – шептал он, гладя её по волосам. – Я обязательно вернусь. И когда вернусь, мы больше никогда не расстанемся. Это моё обещание тебе. Ты мне веришь?

– Верю, – тихо произнесла Ольга, и Михаил почувствовал, как напряжение постепенно уходит из её тела. – Только не заставляй нас ждать слишком долго.

Ближе к рассвету, когда разговоры стихли, а квартиру окутала усталая тишина, Ольга ушла спать. В дверном проёме появился Серёжа – заспанный, нахохлившийся, в домашней рубашке, но с ясным, совсем взрослым взглядом. Несколько секунд он молча смотрел на Михаила, затем вошёл в комнату и спокойно сказал:

– Я слышал, как ты с мамой говорил.

– И что думаешь? – спросил Михаил, не отводя взгляда от сумки у кровати.

– Думаю, правильно, – просто ответил Серёжа. – Только не тяни. Сделай всё, как задумал, и обратно. Не заставляй маму с ума сходить.

Михаил подошёл ближе и положил руку на его плечо:

– Обещаю, Серёж. Всё будет, как надо. Я за вами вернусь. Ты же знаешь, я просто так не говорю.

Серёжа кивнул и, помолчав, снова посмотрел на Михаила:

– Дядя Миша, ты уедешь – я за мамой присмотрю. Чтобы ерунды в голову не брала. А ты пиши, хоть пару слов. Чтобы знать, что живой.

Михаил с трудом сдержал дрожь в голосе:

– Спасибо, парень. Ты у нас уже мужик.

Он понимал, что впереди новая жизнь и новые возможности, но этой ночью отчётливо осознавал – за всё придётся заплатить. И сейчас он начинал платить свою цену.

Утро пришло незаметно – лишь серый рассвет осторожно проник сквозь плотные занавески, размывая очертания привычных вещей. Михаил проснулся задолго до будильника и долго смотрел в потолок, пытаясь понять, что он сейчас чувствует. На душе было пусто, будто кто-то убрал из неё всё, оставив лишь гулкое эхо голосов.

Тихо поднявшись, он оделся и прошёл на кухню. Ольга уже возилась у плиты, негромко постукивая посудой и машинально нарезая хлеб. Увидев Михаила, она устало улыбнулась – в этой улыбке была вся её нынешняя жизнь: тревога, сдержанность и бесконечная нежность.

– Ты хоть позавтракай нормально, – мягко сказала она, будто он собирался не в аэропорт, а просто на работу. – Дорога долгая, мало ли как всё пойдёт. Ты знаешь наши самолёты.

Михаил молча сел за стол, наблюдая, как Ольга расставляет тарелки с сыром, колбасой и овощами. Чашка крепкого чая рядом источала горьковатый, пронзительно знакомый запах.

– Всё будет нормально, – сказал он тихо и автоматически, стараясь успокоить и её, и себя. – Я быстро всё улажу, и мы снова будем вместе. Ты только не думай лишнего.

Она ничего не ответила, присела напротив и тяжело вздохнула, отвернувшись, чтобы не показать слёз, набухавших в уголках глаз.

– Вот, позавтракай, пожалуйста, – сказала она с дрогнувшим голосом. – Это всё, что я сейчас могу для тебя сделать. Дальше уже ты сам. Я знаю, ты всегда справлялся.

Михаил ел медленно, не чувствуя вкуса еды. Чай остывал нетронутым. Время текло быстро и неумолимо, минуты перед отъездом тянулись мучительно долго. Хотелось сказать ей что-то ещё, объяснить, почему всё именно так, но слова застревали в горле, не складываясь в простые и понятные предложения.

Когда он встал, взял сумку и направился к двери, Ольга шагнула к нему, прижалась лицом к груди и прошептала почти неслышно:

– Просто вернись, Миша. Вернись и забери нас.

Он молча кивнул, чувствуя, как её плечи вздрагивают от сдерживаемых слёз, осторожно коснулся её волос и сказал тихо и твёрдо:

– Вернусь. И заберу. Это обещание, которое я сдержу любой ценой.

За дверью спальни тихо скрипнули половицы. Серёжа стоял в дверях, всё ещё сонный, но по-взрослому серьёзный. Он шагнул навстречу и протянул руку:

– Ты главное, пиши нам оттуда. Маме это нужно. И мне