Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

– Ах ты дрянь такая-сякая! Замуж тебе?! Да я тебя…

Крик разносился по всему терему.

Устинья вылетела из светлицы, словно ошпаренная кошка. Что случилось-то? Почему ее батюшка так кричит?

Бабушка еще уехать не успела, а он…

– Батюшка?

Ее отец стоял посреди горницы, а у боярских ног скорчилась одна из холопок. Настасья.

И кажется…

Отец ее до отъезда привечал. И сейчас к себе позвал… зачем?

Устя даже разозлилась на себя. Вот вопрос-то, учитывая, что на девке сарафан порван и на щеке след от боярской пятерни пропечатался.

– Пошла вон! – рявкнул боярин дочери. – А ты… я сейчас тебя…

И выглядел он так… Устя точно поняла: сейчас отдаст приказ, и бросят несчастную холопку под плети. А за что?! Что она такого сделала-то?

Рассуждать было некогда.

– Батюшка, не вели меня казнить, вели слово молвить, пока насмелилась.

Устя кинулась перед ним на колени, оттесняя в сторону опешившую девку.

Боярин так ошалел, что даже не ударил родимое детище. Смотрел круглыми глазами, ровно филин, только что не ухал изумленно.

– Батюшка, виновата я перед тобой. И хотела б рассказать раньше, да не насмелилась, – продолжала Устя. А сама пихнула ногой Настасью. Мол, брысь отсюда, дура! Настолько дурой та не была и принялась шустренько отползать к дверям. А Устя уцепилась за ноги отца. – Прости меня, пожалуйста…

И слезы градом покатились…

Боярин так опешил, что сразу и не сообразил, что сказать. А потом уж и поздно было, только дверь качнулась. Петли смазаны хорошо, не скрипнули, а хлопать ею Настя не стала. Жить хотелось…

– Да что случилось-то, Устинья?

– Батюшка… прости меня, родненький…

Боярин начал снова наливаться гневом, растерянность закончилась, и Устя поспешно выдала то, что смогла придумать:

– Батюшка, не нарочно я…

– Да что ж ты такого сделала, дурища?

– Батюшка, я… не бабского это ума дело, понимаю. Виноватая я со всех сторон…

– Да что ты такого натворила?! – окончательно вышел из себя боярин.

– Тятенька, я языки сама учить взялась. Хотела вас просить, чтобы мне учителя наняли, да не насмелилась… сама пыталась. А тут крик… Аксинья тебе вперед меня рассказать хотела, подумала я, что ты на меня прогневался!

Боярин только головой покачал.

Какие ж бабы дуры!

– Какие языки ты сама выучила?

– Латский да франконский. – Устя даже не покраснела. Хотя знала и другие, но эти самые ходовые. И простые, кстати, тоже. Джерманский, лембергский куда как сложнее.

– Ну, скажи что-нибудь по-франконски.

Устя кивнула.

– Ком алле-ву? [38]

Спросив у дочери то, что сам помнил, боярин задумался.

С одной стороны, не бабское это дело – учение. Понятно, читать – писать – считать. Это уметь и знать надобно. Но что-то большее – к чему? Бабье дело семьей заниматься.

С другой стороны… а что с другой стороны? Ему-то что с того? Вот замуж выйдет, пусть муж с ее придурью и разбирается.

– И ради этого ты так бежала и орала?

Устя потупилась.

Ну не скажешь ведь: бежала, чтобы не дать тебе глупость сделать, орала, потому что ты, батюшка, орал, другого способа до тебя достучаться и не было.

Боярин кивнул:

– Дура как есть. Хорошо, иди да Настасью сюда кликни.

Усте это не понравилось. Она тут на весь терем себя дурой выставляет, чтобы Настьку все-таки запороли? Вот еще не хватало!

– Батюшка, знаю, что не в свое дело я лезу…

– Вот именно.

– Я у маменьки попросила Настасью себе в прислуги. Маменька и отдала.

– Вот как?

– Ее вина – мой ответ.

Теперь задумался боярин.

А что он скажет? Я твою девку на спину завалить хотел, а она отказываться начала? Я и осерчал? Как-то такое дочерям незамужним и не говорят.

– В чем она провинилась, батюшка?

– Эм-м-м… дура как есть. Приказал ей одежду мою починить, так она орать начала.

– И правда дура, батюшка. Давай я твою одежду и починю, и выстираю, и почищу. Чего ты эту дуру позвал, я б все лучше сделала, – согласилась Устинья.

Боярин только рукой махнул.

Гнев прошел, и он лишний раз убедился, что все бабы дуры. Судьба у них такая, наверное.

* * *

Настасью Устинья нашла на сеновале. В сарае, в котором хранилось сено.

Та ревела в сорок три ручья, и пришлось сильно дернуть холопку за ногу, чтобы та обратила внимание на боярышню.

– Чего воешь?

– Боярышня? Тебе чего?

Так бы Настасья промолчала, куда уж ей, холопке у Заболоцких, голос повышать. Но коли все равно засекут…

– Того. Отец на тебя не гневается, я ему сказала, что ты мне прислуживаешь. Поняла?

Настасья захлопала глазами, как разбуженная сова. Боярина понять можно было. Красивая баба – она и после долгих слез была красива. Высокая, статная, с золотой косой до колен, с васильковыми глазами, круглолицая, что называется – кровь с молоком. Тут кто хочешь соблазнится.

– П-поняла.

– Что ты ему сказала такого? Мне знать надо, ежели что…

– Что с Егоркой я… боярин ведь уехал. А я замуж хочу за Егорку, детей хочу… люб он мне!

– А ты ему?

– И я…

– Не будет он тебя попрекать, что не девкой взял?

Настасья только рукой махнула.

– Да знает он про твоего батюшку, боярышня. Про все знает. Сказал, ему все равно, что было. До него… он тоже не в поле себя нашел, и у него бабы бывали. Вот когда потом – уже измена. А до того нестрашно. Я с батюшкой твоим поговорить хотела, а он сразу меня начал… – Настасья поняла, что о таком как-то и не надо бы боярышням говорить, о другом сказала: – Ежели б разрешили нам в деревню уехать, Егор – он с лошадьми хорошо понимает…

Устинья только рукой махнула:

– Хорошо. Поговорю я еще раз с отцом, пусть он тебе приданое даст. И лишний раз ему на глаза не попадайся. Поняла?

– Да, боярышня…

Устя махнула рукой и вышла вон. И не видела, как холопка проводила ее удивленным взглядом.

Казалось бы…

Боярышня, которая должна ее ненавидеть за связь с боярином, спасла от верной гибели.

Странно это. Непонятно…

* * *

– Илюшенька, вечером приходи куда обычно.

Как услышал Илья этот тихий шепоток, так все дыбом и встало.

Сенная девка мимо пробежала, шепнула словечко, и потянулось время, что мед липкий. Едва-едва…

Что ж солнце такое… никак оно не закатится. И коротки осенние дни, а когда вечера ждешь, так вдвое длиннее становятся.

Но вот скрылось оно за горизонтом, сменился Илья с караула и отправился…

Куда?

Палаты – это не просто царские хоромы. Это