Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

вообще не собираешься засыпать, а значит, можно и встать – разницы никакой. На самом деле, конечно же, не встаешь, но постоянно об этом думаешь. Думаешь, думаешь и, наконец, говоришь себе: ладно, делать все равно нечего, вспомню-ка я лучшее из случившегося – к примеру, как Шихта патрон задом наперед зарядил. Так дальше и продолжается, только со временем все начинает выглядеть не совсем таким, как было на самом деле, и ты – может, вовсе не ты, а кто-то другой, и…

Осекшись, Молот заменил недостающие слова странным, незавершенным жестом.

– Честно говоря, не могу я этого объяснить.

– Напротив, – возразил Шелк, – по-моему, ты объяснил все как нельзя лучше.

– И еще все темнее становится… Ладно, патера, я ведь еще кое-что хотел тебе показать. Идем. Надо туда, вдоль задней стены, пройти малость.

– Будь добр, сын мой, повремени минутку.

Водрузив правую ногу на нижнюю поперечину стеллажа, Шелк размотал одолженную Журавлем повязку.

– Ты не против, если я, занимаясь вот этой штукой, задам пару вопросов?

– Конечно. Валяй.

– Не так давно ты упоминал о майоре, которому предстоит решить вопрос о моем аресте. Полагаю, он – старший из бодрствующих офицеров?

– Да, – кивнул Молот, – он и есть настоящий ДР, дежурный по расположению. Мы с сержантом и все прочие наши – наряд под командованием ДР, но тоже зовемся дежурными по расположению: так уж у нас принято.

– Понимаю. А вопрос мой вот в чем: отчего этот майор, да и любой офицер – офицер, тогда как ты лишь капрал? И Песок… если уж на то пошло, отчего он – сержант? Казалось бы, все вы, солдаты, взаимозаменяемы…

Молот умолк, застыл без движения, словно статуя. Молчал он так долго, что Шелком овладело нешуточное смущение.

– Прошу простить меня, сын мой. Я ведь заранее опасался, что мой вопрос может оказаться обидным, хотя ничего обидного в виду не имел, но, увы, действительность превзошла мои худшие опасения. Беру свой вопрос обратно.

– Не в том дело, патера. Мне просто обдумать все нужно как следует, прежде чем рот разевать. Похоже, ответ тут не один.

– Мне и один ни к чему, – заверил его Шелк. – Бестактный вопрос, заданный из праздного любопытства… подобных вопросов вообще не стоило бы задавать.

– Ну, для начала: по сути, ты прав. Базовый комплект оборудования у каждого практически тот же, однако ж программные средства разные. Капралу положено знать кучу того, что майору без надобности, и, видимо, наоборот. Возьмем для примера мой говор. Ты разговариваешь по-другому, верно? Хотя оба мы говорим на одном, лохмать его, языке… прошу прощения, патера.

– До сих пор твоя речь не казалась мне сколь-нибудь странной или необычной, – с осторожностью ответил Шелк, – но теперь, обратив на нее внимание, я вынужден согласиться: да, ты, несомненно, прав.

– Вот видишь? Ты говоришь вроде бы как офицер, а они разговаривают совсем не так, как рядовые с капралами, и даже не так, как сержанты. Куда больше слов, и слова те длиннее, и с ясностью выражений куда хуже: капрал выразился бы намного ясней. Отчего так? А вот, допустим, начнется война. Мне и Песку придется иметь дело со стражей – рядовыми, капралами, сержантами, верно? Скажем, показывать им, где скорострелки разместить нужно и тому подобное. Для этого требуется говорить как они. Чтоб нас поняли. Чтобы и стража, и мы били врага, а не друг дружку. И то же самое насчет майора с их офицерами: майору требуется разговаривать как они. Вот он и разговаривает. Ты, патера, когда-нибудь пробовал говорить как я?

Шелк, покраснев от стыда, кивнул:

– Да, и, боюсь, оплошал самым прискорбным образом.

– Точно. Так вот, майор тоже не умеет говорить как я, а я не умею говорить как майор. Чтоб выучиться, и мне, и ему нужны программные средства для обеих манер разговора. Вроде бы просто, но вот беда: не запихать в наши головы всего дерьма, плавающего поблизости, понимаешь? Места у нас под черепушками, как и у вас, не так много, лишнего взять неоткуда. Стало быть, когда над головой засвищет железо, майор справится с задачами капрала куда хуже меня, а я с майорскими – куда хуже, чем он.

– Благодарю тебя, – кивнув, откликнулся Шелк. – Теперь я понял, что зря стеснялся собственной речи.

– Отчего это?

– До сих пор мне не давало покоя, что жители нашего квартала говорят не так, как я, а я не умею говорить их языком. Сейчас я, выслушав тебя, осознал: все в порядке, так и должно быть. Они живут, выражаясь твоими словами, там, где железо свищет над головой. Им нельзя тратить попусту ни минуты, оттого они, пусть даже не имеют дела с хитросплетениями абстрактного мышления, не смеют оказаться непонятыми. Я же – их полномочный легат, представитель в кругах более состоятельных граждан, где жизнь куда тише, спокойнее, но необходимость в сложных абстрактных концепциях возникает гораздо чаще, а кары за то, что тебя не поймут, далеко не настолько суровы. Следовательно, я говорю именно так, как должен говорить, дабы служить тем, кого представляю.

– Кажется, понимаю, патера, – кивнул Молот. – И ты меня, думаю, тоже понял. Но это еще не все. Есть и другие штуковины. Вот, например, ИИ. Знакомое выражение? Знаешь, что это значит?

– Нет. Признаться, впервые о таком слышу.

Хлестнув повязкой Журавля о вертикальную боковину стеллажа, Шелк вновь водрузил ногу на поперечину и забинтовал сломанную лодыжку.

– Это просто затейливое название для способности к обучению. Делаю я что-нибудь раз, другой, третий и с каждым разом учусь делать то же самое чуточку лучше прежнего. Допустим, стреляю в одного из тех богов. Промахиваюсь – учусь чему-то на промахе. Попадаю – на попадании тоже чему-то учусь. Поэтому стреляю все лучше и лучше и не трачу даром патроны на стрельбу по целям, в которые попаду разве что чисто случайно. Ты делаешь то же самое.

– Так ведь это естественно.

– Ошибаешься! Вот тут ты, патера, неправ! – возразил Молот, качнув громадным стальным указательным пальцем под самым носом Шелка. – Для кого естественно, а для кого и нет. Возьмем пневмоглиссер. Насчет снижения скорости, если летишь на юг, знает, но понимать, через что перескочит, а через что нет, в жизни не выучится. Этому за него должен учиться пилот. Ну а теперь возьмем кошку. Ты когда-нибудь пробовал кошку чему-нибудь выучить?

– Не пробовал, –  признался Шелк. – Однако у меня есть… вернее, была птица, учиться определенно умевшая. Мое имя, например, выучила, и свое тоже.

– Нет, сейчас речь конкретно о кошках. На втором году войны с Урбсом нашел я в развалинах крестьянского дома кошку – котенка совсем – и оставил при себе… так просто, чтоб было с кем поговорить да для кого едой разживаться. Оно порой приятно.

– Да, вполне тебя понимаю, сын мой.

– Тем летом развернули мы на вершине