"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

2. Степан Матвеев, Барселона, 26 июня 1936 года, пятница

Опять было жарко.

«Или лучше сказать – снова?»

С русским языком происходили совершенно удивительные вещи. Вчера, например, гулял он по бульвару Рамблас. Один. Без цели. Просто вышел ближе к вечеру из отеля с надеждой поймать прохладный морской бриз. И не ошибся: ветерок, то слабый, едва заметный, то резкий, порывистый, замечательно освежал лицо. И пах дивно. Морем. Даже курить не хотелось, чтобы не перебивать табачным дымом неповторимый аромат «южных морей». Так и гулял, со шляпой в одной руке и незажженной сигарой – в другой.

Как ни странно, встретил пару знакомых – вот уже и знакомыми обзавелся! – и вдруг услышал за спиной разговор двух женщин. Степану показалось, что обе они молоды и красивы. Жгучие брюнетки, как Кармен в виденном им в другой жизни испанском фильме-балете. И он стал придумывать им облик, одежду и тему разговора – развлекался без какой-либо специальной цели. Просто, чтобы время убить, никак не более. Ни романа, ни интрижки заводить Степан не собирался, все еще находясь в состоянии острой влюбленности в Фиону. Но игра ума – это всего лишь игра, не правда ли? И прошло не менее пяти минут, прежде чем он осознал, что говорят женщины по-русски и обсуждают декоративное искусство совершенно неизвестных Матвееву художников: Монтанера и Кадафалка. Вот, что творилось с его русским языком. Безумие какое-то, одним словом, но, тем не менее, факт.

Степан вздохнул, изобразив образцово показательный «тяжелый вздох», и начал одеваться. Делать нечего – Испания не Африка, и появляться на публике в «колониальных» шортах и пробковом шлеме не стоило.

«Не поймут-с…»

Светлые чесучовые брюки, белая рубашка… и, поскольку, еще не вечер и не на деловую встречу идет, можно обойтись без галстука, пиджака и – «Пропади она пропадом!» – шляпы. И все равно не то, не так и вообще неудобно.

«Боже! – подумал Степан, покидая гостиничный номер. – Как я буду пахнуть уже через полчаса!»

Но, увы, здесь и сейчас с дезодорантами дела обстояли не лучшим образом и еще долго будут так обстоять. Придумать бы что-нибудь эдакое, да внедрить, – изрядно можно обогатиться. Однако не судьба. Как и из чего делают дезодоранты, не знал никто из их маленькой компании, даже «великий химик» Витька Федорчук. «Девки» вон носятся с идеей прокладок и тампонов[159], но это ведь тоже отнюдь не детская технология. Гигроскопические материалы на дороге не валяются, а если где-нибудь и существуют в природе, то и стоят соответственно. Поэтому и приходилось пока обходиться тем, что все-таки есть: жутко неудобным ароматизированным тальком, ну и одеколоном злоупотребить пока еще в порядке вещей.

На улице оказалось чуть лучше, чем в номере, хотя ни бриза, ни электрического вентилятора в наличии не имелось. Но на широкой – по-ленинградски просторной – Виа Розелло дышалось и потелось скорее нормально, чем экстремально. И не надо ограничивать себя в выборе напитков.

Степан прошел немного по проспекту и, подобрав заведение по вкусу, присел за выставленный на тротуар столик.

«Стакан холодного cava brut nature – вот что нужно человеку, чтобы спокойно встретить… очередной день».

Местные шампанские, ну да, ну да – игристые – вина ничем, кроме цены, разумеется, от французских не отличались. Даже, напротив, это вот охлажденное на льду сухое вино из Приората, что неподалеку от Террагоны, оказалось на вкус – во всяком случае, на вкус Матвеева – даже лучше какого-нибудь Дом Периньон.

Степан сделал пару глотков, чувствуя, как освежает вино, вобравшее в себя знобкую прохладу горных ущелий и ледяное веселье срывающихся со скал струй. Жар полуденного солнца южных склонов. Ну, и легкий привкус белого винограда на самой границе чувственного восприятия и, как говорят специалисты, минеральную ноту, добавляющую вкусу недостающей другим напиткам остроты.

«Классное бухло, короче!»

К сожалению, не надев пиджак, он лишил себя удовольствия подымить под шампанское кубинской сигарой, но сигарету все-таки закурил и, затягиваясь, увидел на противоположной стороне проспекта рекламу «Танго в Париже». Ну и что, казалось бы? Эка невидаль – реклама фильма, успевшего за считанные дни стать хитом сезона. И плакаты висели везде, где можно, и песенки Виктории Фар крутили чуть ли не в каждом кабаке. И цвет волос «La rubia Victoria» начал стремительно завоевывать умы женщин и сердца мужчин, а юные девушки перестали выщипывать брови «под Марлен Дитрих». Но у Степана, который по случаю знал актрису значительно лучше, – «м-м-м… м-да, ну так вышло…» – реакция на улыбающуюся Татьяну оказалась, как изволит выражаться доктор Ицкович, парадоксальной. Никакой радости или удивления, но только внезапный приступ острой тоски с примесью не вполне понятного раздражения.

Степан сделал еще глоток вина и почти через силу заставил себя отвести взгляд от улыбающейся Татьяны-Виктории, танцующей танго с нестареющим Морисом Шевалье. Вообще-то по последним данным, голливудский француз слишком много времени проводил в непосредственной близости от дивы Виктории, но, с другой стороны, Матвееву от этого было не легче. Да и дяденька Шевалье не мальчик уже. «Папику» под пятьдесят должно быть, а туда же…

«Под пятьдесят… – кисло усмехнулся в душе Матвеев. – А мне тогда сколько? И кто тогда я?»

Вопрос не праздный, и по другому, правда, поводу подобный вопрос прозвучал совсем недавно. Всего неделю назад.

Сидели с Олегом в кабаке на набережной в Барселонетте. Смотрели на спокойное море и корабли. Слушали крики чаек… Кофе, хорошая сигара – у каждого своя, в смысле своего сорта, бренди – интеллигентно, без излишеств и извращений – и неспешный разговор о том о сем, хотя если приглушить голос, то можно вообще обо всем: все равно никто не услышит и по губам не прочтет. Ну, разве что, через перископ подводной лодки, но это уже из «Флемингов», и к ним двоим никакого отношения не имеет.

– И попрошу без антисемитских намеков! – надменно поднял темную бровь фон Шаунбург на какую-то совершенно, следует отметить, невинную шутку Матвеева. – Антисемит, господин Гринвуд, у нас один, и он – я. По служебной необходимости, так сказать, по происхождению и душевной склонности.

– Кто? Ты – антисемит?! – почти искренне удивился Степан.

– Я! – чуть ли не с гордостью подтвердил Олег.

– А я тогда кто? – ответил Матвеев словами из старого анекдота про новых русских.

– А вас… англичан никогда толком не поймешь. Туман. Смог.

Вот так вот, и что он хотел этим сказать? На какую заднюю мысль намекал? И кто он, Майкл Гринвуд или Степан Матвеев, на самом