Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Илья собрался с духом, к девушке подошел, за руки взял.

– Погляди на меня, Машенька. Слово даю – не обижу я тебя.

Маша глаза подняла. И правда не обидит. По-доброму улыбается. По-хорошему.

– Знаю я о твоей дочке, Устяша рассказала. Когда родители наши договорятся, пускай ее сразу же и привозят. Что там до свадьбы у нас осталось – дни считаные, а мне еще дочку признавать, в род вводить.

– Доч… ку?

– А то как же? Скажем, что моя она, никто и не попрекнет потом. Ни тебя, ни ее. Не с кем-то ты грешила, с будущим мужем. Все хорошо будет.

– Правда? – Маша как выдохнула. И столько надежды было в ее лице, в больших карих глазах, что Илья чуть сам не прослезился.

Нельзя такую обманывать, это как щенка месячного пнуть.

Нельзя.

– Будет Варвара Ильинична Заболоцкая, – приговорил мужчина.

И Мария снова, как и с Устиньей, упала на колени, к ногам его прижалась.

– Илюшенька… век тебе служить буду! Что прикажешь, сделаю!

Илья не Устя, мигом девку поднял, на руки взял, сам на лавку уселся.

– Все у нас хорошо будет, Машенька. Будем жить-поживать, детей ро́стить, помощница у тебя уже есть, надеюсь, красивая будет, как ее матушка. И замуж мы ее за хорошего человека отдадим, и другие дети у нас будут. Это ж радость, когда деток в доме много. А матушка моя вас обеих полюбит. Обязательно.

– Илюша…

– Вот так и называй. Нравится мне, как ты мое имя произносишь.

Марья покраснела.

– А еще, я обещаю, не попрекну тебя, не укорю, в жизни-то всякое бывает. И сам я не без греха, так что… попробуем ужиться? Не скажу, что сразу полюбил, но, может, и получится у нас что?

Марья закивала.

И не заметила, как дверь распахнулась.

А на пороге оба родителя – довольные, что кот, сметаны объевшийся.

– Я смотрю, тут уже все слажено?

– Дело говоришь, Никола. Поладили молодые. Когда внучку мою из деревни привезете?

Позади цвела майским цветом боярыня Татьяна. Не приблудыш ее внучка! И Машка не гулящая. Просто дура-девка, которая в будущего мужа влюбилась. Так и говорить будем.

– Так сегодня и пошлю за ней. Пусть везут с бережением, как раз к свадьбе и подоспеют.

– И то ладно. А у нас и нянька есть, Дарёна. Моих вынянчила и Илюшкиных ей в радость понянчить будет.

Маше казалось, что она в сказку попала.

Ведь не бывает так-то, правда?

Не бывает…

И только поздно ночью, когда она наконец сможет уснуть, приснится ей страшный сон.

В котором она на коленях умоляет Илью позволить ей хоть иногда с девочкой видеться, и он высокомерно смотрит. А потом дозволяет Варе под его крышей жить.

Не признает, но хоть так она с дочкой рядом.

И не такие у него глаза, как сегодня, – теплые, радостные, ласковые, а холодные, равнодушные…

И Маше больно.

Она сама не знает отчего, ей просто больно. Она и благодарна мужу за то, что ее такую взял, и боится его, и жуть волнами накатывает… словно что-то черное, холодное к ней подкрадывается. Как змея в траве…

С криком проснулась, да пока воды попила, сон и развеялся.

Не было такого.

И не будет.

Не сбудется. Переплелось кружево судьбы. Порвалась черная ниточка.

* * *

– Как погиб?!

Устя аж за голову схватилась.

Да не было такого в черной жизни! Не было же!

Боярин Данила еще жив был, когда она в монастырь ушла. Уж потом Фёдор с соседями воевать затеялся, там боярина на части ядром и разорвало.

Но чтобы тать его убил?

Да с чего бы?!

Боярин же безобиднее бабочки иной! К нему и относились так.

Царицын брат, порхает он рядышком – и пусть его! Легкий, смешливый, в любой затее участие примет, в любом развлечении… дела серьезные?

А вы их коту Ваське доверьте! Он и то лучше справится.

Или маска это была?

Устинья где сидела, так и задумалась крепко.

А правда – кем надо быть, чтобы никто – за двадцать-то с лихвой лет во дворце – тебя врагом не посчитал! Вообще никто!

Кого ни спроси… да, боярин Данила хороший человек. Легкомысленный, бестолковый чуточку, но добрый, хорошо рядом с ним. Рядом с ним и Фёдор-то успокаивался, что уж про остальных сказать?

Свекровка, конечно, любила его. Брат же.

Но ведь и все остальные тоже! Любили, привечали, посватайся боярин к любой девушке – хоть кого бы за него отдали.

А не посватался.

Нет у него ни жены, ни детей.

Почему?

И на этот вопрос она в черной жизни ответа не искала. А ведь может и попробовать? Как в палатах окажется? Или пораньше даже?

Нет, вряд ли. А и в палатах осторожной быть придется. Очень осторожной. Слова лишнего не сказать, движения не сделать.

Аксинья?

Будет ли она подмогой? Ой вряд ли… хоть бы не помехой. Но слово сказано, теперь не откажешься. Поедет с ней сестрица родненькая, змея подколодненькая.

А мог?..

Мысль ровно плетью ударила.

Мог ли боярин Данила ее убийство заказать?

Устя подумала. Нет, не знала она ответа. Заказать-то мог, и с легкостью. И сам убить. Может, и с улыбочкой. А надобно ли то ему было?

Похитить ее точно Истерман пытался. А убить?

Невыгодно то.

Проще сделать, как ранее привыкли. Не дразнить Фёдора, а дать ему игрушку желанную. А как натешится мальчишка, так игрушку выкинуть, новую подсунуть. В черной жизни то сработало и в этой бы получилось.

Нет, ни к чему ее пока убивать было. Особенно боярину. Невыгодно то ему, Фёдор бы не простил, как узнал.

Тогда кто ж его?

А может, у Михайлы спросить? Все одно идти к нему надобно?

Пусть хоть с пользой то будет, не только со скрежетом зубовным.

* * *

– Матушка…

– Феденька. Данечка…

Уткнулась Любава сыну в плечо – и слезами улилась. Фёдор ее по голове гладил, сам едва не плакал от жалости и тоски.

Дядю убили.

Считай, брата старшего, друга по всем проказам, спутника верного…

– Маменька…

– Да, Федя?

Ой, как не хотелось Фёдору те слова говорить. Но маменьку любил он.

– Маменька, давай отбор отложим? Даня все-таки… может, нехорошо это.

– Ума ты лишился, что ли?!

Любава аж взвилась на месте. Слезы высохли, ровно и не бывало, Фёдор едва с лавки не упал.

– Маменька?

– Не думай даже! И женишься, и внука мне ро́дишь, понял? Данечкой назовем! Один бездетным ушел, теперь ты до сорока лет хвостом