Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

— Вода не слушается. Не понимаю я её. Не понимаю!

— Нужно время. Ула… Эмбер, нужно уходить: флагман вне досягаемости, кто-то увёл его на орбиту.

— Это Ёрль. Но он ещё вернётся за богомолом. А Инфер улетел к Альде Хокс.

— В любом случае, здесь война окончена. Нужно замести следы, чтобы те, кто выжил, не явились за Бритцем.

— Что вы с ним сделаете?

— Отдадим карминцам в Гранае. Они заслужили вырвать ему крылья.

Мы спустились в землярку, и через несколько минут у реки не осталось и следа партизан. Только разгром, смерть и стёкла. Вода наполняла кратер спокойно и ровно. Как неживая.

Я тоже была неживой.

Глава 41

Я вернусь, когда ты станешь чудовищем

Три дня всходили солнца, шли дожди, три дня я пролежала носом к стене в землярке. Мы прибыли под Гранай, где Чпух и Баушка Мац безуспешно носили мне пить и есть. Одна с увещеваниями, другой будто ненароком оставляя на моей подушке кулёк с карминелью и роняя в ноги термос. Но карминель не лезла в горло. Воду я даже видеть не могла. Мне было никак. Жизнь балансировала на нуле, как эквилибринт:

плюс один — я стала диастимагом;

минус один — потеряла папу, который бы этому обрадовался;

плюс один — я отомстила Кайнорту Бритцу;

минус один — но убила Марраду;

плюс один — Урьюи не погибнет;

минус один — шчеры станут рабами эзеров.

Вот так.

О судьбе Кайнорта Бритца я три дня не имела понятия и даже не заикалась. «Надеюсь, его уже казнили», — повторяла и повторяла себе, впадая в тошное забытьё. И просыпаясь, первым делом пугалась этой мысли. Пыталась встать, сесть или хотя бы отвернуться от стены… тратила на это все силы и… не могла. И засыпала вновь, повторяя, что злодею, наверно, уже не больно.

Баушка Мац допытывалась, какого лешего меня гложет, но разве я могла сказать? Я и внутреннему голосу запретила облекать ответ в осмысленные фразы, ибо их значение пугало сильнее смерти. Нет, я не хотела говорить о Бритце. На третий день Баушка Мац привезла какого-то лекаря. Всё, что им удалось, это вытащить последние стеклянные занозы и влить мне по вене физраствор. Лекарь шушукался в углу, а я вдруг начала безудержно плакать и к вечеру растратила большую часть чужих стараний.

А потом вернулся Волкаш. Он сел на кровать и гладил меня по голове, распутывал волосы.

— Доктор сказал, ты не дала осмотреть себя полностью.

— Всё в порядке.

— Но ты ведь не помнишь целых полч…

— Поэтому всё в порядке! Уходи.

— Я знаю, что тебя приободрит, — придумал он. — Только выпей это.

Лекарь всё-таки не зря получил от Баушки Мац сто карминских пурпурупий, потому что я нашла в себе силы подняться и даже глотнуть жидкого супа. Волкаш стал говорить со мной по-другому. Он улыбался, глядя, как бульон послушно греется в моих ладонях.

— А ведь всё из-за той сколопендры. Она буквально разобрала тебя на молекулы и потом собрала правильно. И магия наконец заработала. Только подумай, Ула… Эмбер, впереди целая вечность. Это джекпот. А ты бросаешь его в мусор, как помойного котёнка.

— Я ведь не нарочно. Не знаю, что со мной, — бормотала я. — Ладно, с супом всё. Что ты хотел мне показать?

— Не что, а кого. Кайнорт Бритц хочет тебя видеть.

— А я его нет!

— Постой… сядь! Мы пытаем его третьи сутки, чтобы добыть координаты флота Альды Хокс и передать их имперцам. Шчеры не хотят биться у самого Урьюи, понимаешь? У нас есть только эта последняя ночь, Эмбер. Кажется, он готов говорить, но требует тебя. Понимаю, как тяжело будет снова встретить того, кто причинил тебе столько зла. Но надо взять себя в руки и попытаться. В последний раз, обещаю.

— Волкаш, его бесполезно мучить, — я покачала больной головой. — Просто убейте и… всё.

— У нас особые методы.

— Не хочу о них знать.

— Это последний шанс не отдать Урьюи насекомым. Мы с таким трудом добились поддержки императора!

Значит, это ещё не конец. Я должна была пойти. На следующий вечер, когда я уже могла стоять и ходить, Волкаш отвёз меня в город на тропоцикле. Тюремные казематы располагались в самом низу Граная, где жёлтый искусственный свет прорезал душный сумрак. В камеру пыток вёл миллион дверей.

Полупрозрачное стекло во всю стену делило комнату пополам. С одной стороны кофейный столик, пепельницы, кружки с токсидром. С другой — разбитые кирпичи, цепи, кровь и боль. И разной интенсивности красные брызги на стенах, полу, потолке. Я не желала знать, что здесь творилось три дня. Но сейчас Кайнорт сидел у противоположной стены в состоянии хорошо отбитой котлеты. Он смотрел в одну точку. Вглубь себя смотрел, пока кровь стекала из носа по губам на когда-то белый воротник.

— Мы его и пальцем не трогали. Это он сам… — объяснил Волкаш, — конечно, с моей помощью. Бился о стены, переколошматил тут всё крыльями. Карминцы думали, если диастимаг подчинит волю пленника, он быстрее сломается.

— И как?

— Его резистентность начала расти. Я не собирался калечить слишком или убивать. Но вчера он вышел из-под контроля и попытался выколоть себе глаза авторучкой. А сегодня выполнял мои команды с такой задержкой, будто делал одолжение. Уже осознавал, научился отслеживать влияние.

— Чего вы хотите от меня?

— Просто войди и поговори. Я тебя подстрахую.

— Сначала ты, — целый бизувий не смог бы сдвинуть меня с места. — Постою здесь ещё, можно?

Я осталась наблюдать из-за стекла, как атаман пересекает камеру, и Кайнорт поднимает налитые чернилами глаза. Под правым свежий шрам, левый заплыл сине-фиолетовым. Он был в той же самой одежде, что и три дня назад. Только швы на рубашке изрезаны, колени изодраны.

— Здравствуй, Волкаш, как дела?

Волкаш сел за шаткий стол без одной ножки и выложил кожаный свёрток.

— Давно родила. Подойди.

Кайнорт поморщился, собирая себя с пола и вытягивая вверх по стене. Из носа потекло сильнее. Мне захотелось на воздух, но дверь была заперта. Эзер рухнул на стул напротив Волкаша и взялся за свёрток.

— Так, что у нас тут? — он на полном серьёзе свихнулся, это было очевидно. —