Неправильное царство - Антон Толстых

Шишкинский ушёл, чтобы послать телеграмму в Градец.

Поблизости мелькали пролетарии с вилами и дрынами. Полиция в папахах и с нагайками (необычное сочетание) сторожила толпу. Иногда виднелись те самые голубые мундиры. Легавые провозгласили: в провластных кругах все эти люди известны как Иваны Дураки.

Елена вежливо попросила переговоров, и аборигены пожаловались на тяжкую жизнь.

<<Они же живут в сказке, Шеф>>, — произнесла будущая сотрудница Службы по ларингофону.

Сыромятин выслушал реплику от Портера и выдал ответ:

<<Какой-какой они народ? Вечно убиваемый, но живой? Как Кенни Маккормик? Свои модные заокеанские хрени оставьте при себе>>.

Другая часть толпы возражала: «Во многом мы самодержца весьма уважаем. Когда речь идёт об „иге белого человека“, что проповедует господин Ардалионов».

— Пролеташки сами похожи на макак, даром что гномы, — гаркнули городовые.

Из глубины вырвался сердитый возглас:

— Вам не стыдно, товарищи? Согласны с царём по национальному вопросу.

Народ галдел: «Азияты, арапы, они косорылые и чернодерьерные. Мнят, будто бы они самые хитродерьерные, а по сути, обычные облизьяны. Если не дружат с нашим царством».

— С сомнительным мировоззрением вы не борцы с режимом, а грязь. Был бы я грубияном, послал бы вас всех на кол. Но воздержусь.

Несогласный вышел на открытое пространство. Сыромятин и Елена обомлели. Перед ними стоял Ленин, только не рыжеватый, а золотоволосый. Будущий Шеф заметил, что со слабой картавостью нет ничего странного: на аудиозаписях видна меньшая степень в сравнении с молвой. Почему он блондин?

— Вы не противники режима, а его лакеи, — альтернативный Ильич кипятился. Не услышав ответ, он кинулся к толпе. Послышались звуки побоища. Не успели полицейские и жандармы опомниться, как вождь и лояльная половина местного народца колотили друг друга.

<<Подозреваю, дорогая Ершова, что в ближайшие месяцы кое-кто сядет по полной программе>>. — Остальным подчинённым Шеф передал пиктограммы.

<<Кто там? Ленин с кулаками? — в общение между сотрудником и начальником встрял Карпов. — А давайте сошлём в Северную Корею. Ради интереса. Как изменится история?>>.

<<В краткосрочной перспективе мало что увидим. Но идея хорошая и необычная, не ожидал>>.

Вдоль Градецкой стены замаршировали лейб-гвардейцы. А может, стража, как в средние века, раз в форме стрельцов и с бердышами наперевес. За ними шествовали бородачи в папахах и тюрбанах, с кинжалами да баранами, и их спутницы то в чадрах, то в платках. Всей этой братии на улицах и так было много. Едва парадный вход открылся, мосхничи встали на колени и уткнулись лбами в землю. На свежий воздух вышла процессия.

Одного дяденьку мы уже знаем по новостям как министра колоний, и больно уж депрессивное у него выражение лица (жаловался на гнид подколодных). Ливрейный мужик мотал головой, явно не зная, куда её деть, и так выглядел, словно не умел прямо держать спину с детских лет (того и гляди Сыромятин скажет «А теперь горбатый!»). Молоденький очкарик в ветхом сюртучке, с бумагами, чернильницей на поясе и гусиным пером за ухом провёл взглядом по Елене и отвернулся, как будто намекая, что у неё нечем любоваться. А Арсен что-то нашёл…

Из ворот выплыл низкорослый (почти как наша Лена) царь с русой бородкой и в тёмно-синей (непонятно, почему) мантии поверх поношенной гимнастёрки. Его блестящую лысину покрывала корона не историчного вида.

Глава протягивал руку тыльной стороной вверх, а кособокий дворецкий её протирал. А вот Елена жаждала кое-что другое. Она обхватила царёву голову и расцеловала в обе щеки. Умилённый лидер услышал реплику, так ему необходимую:

— Спасибо Вашему Величеству. Я всегда вам верила. Без вас государства не станет, оно потеряется, сожмётся в точку. Сегодня вы лучше всех защищаете интересы своей державы.

Правитель, очень ей близкий, сощурился.

— Мерси, милая барышня. Не желаете ли пойти в мои фаворитки? Но учтите, сведения о фаворитизме не подлежат разглашению, иначе нагрянет каторга. Или на крайний случай станете фрейлиной Ея Высочества. Чем чёрт не шутит, сначала фрейлиной, а в дальнейшем фавориткой. Если повезёт, будете царицей.

Ленкины глаза мигом перестали быть узкими. Упёрла кулачки в худые бока и пискнула:

— А потому вам скажут, что я родила не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку? Чушь. Да и как мне рожать с узкими бёдрами.

Дяденька с моноклем заломил руки.

— Мадемуазель, не кобеньтесь. Не прекословьте единственной власти, что от Бога.

Рядом возник Сыромятин с конвертом и доложил её кумиру с поклоном:

— Ваше Императорство, имею честь презентовать техническое устройство с посланием из продвинутой реальности.

Условный учёный научил царя планшету. Следующие две минуты глава колонизаторов смотрел видеообращение от старшего лейтенанта Созонова из МУР и от будущего депутата Ладынина (а также от Сыромятина-старшего, олигарха Его Величества). Лицо из равнодушного становилось как у Бармалея: всё добрее и милее. Министр заглядывал в экран, но царь не давал право даже ему. Остались лишь жалобы по известному адресу: «Вы мне, канальи, ещё за Константинополь ответите…».

Евсей погладил подбородок под скромной растительностью.

— С вашими дипломатами мы согласны. Да здравствует союз двух родственных царств-государств, из Посконного мира и вашего Небесного.

Подданные всё ещё держали лица на уровне земли. Елена поражалась их терпению.

— Не желаете ли, друзья мои, чаю с пряниками печатными, бугаевского шоколада, водочки сидорковской?

Названия брендов она запомнила.

— Боимся огорчить Ваше Величество, но нам пора домой. Как сказал бы Бородин, улетаем на крыльях ветра.

— Благодарствуем за знание руфской культуры. Не желаете ли, чтобы мы предъявили ветер от гадящей англичанки? Игорь, неси граммофон. Извольте выслушать нежное пение моей очаровательной дочурки Агнии и ея шофэра.

Сыромятин почему-то хохотнул, когда обнаружил, что Игорем зовут дворецкого со сколиозом.

А Елена тихонько всплакнула над медленной песней со словами, знакомыми наполовину. Сначала мужчина произносил «Кружит небесна твердь вокруг земель, а над землёй кружат ветра, поверь. В ветра поверь любви, щедрот, добра…». Ближе к концу уже женским голосом самое главное: «Но есть на свете ветер дерзновен, он прилетит, разрушив строй священ… Завтра ветер взъерепенится, завтра прошлому взамен, он придёт, он будет злом обласканный, ветер дерзновен». Толпа рыдала и крестилась, а Елена сочувствовала главе государства. Особенно, когда Евсей сослался на «новостного» графа, «одного из самых правдивых человеков в нашей державе».

Всё. Лена признала царя добрым дедулей, но возвращаться точно пора.

Расцвет и упадок

«В псевдосказочном государстве из параллельного мира помнят высказывания отечественных лидеров.

Наш самый первый социалист (он лежит в усыпальнице) использовал выражение „царь-батенька“.

Победитель цепешизма и курильщик назвал себя „трубкозубом“.

Его разоблачитель