Физрук: на своей волне 2 - Валерий Александрович Гуров

И правда, пламя горело ровно, порывов ветра не было, так что всё в порядке. Хотя выглядело, конечно, эффектно, столб огня поднимался выше человеческого роста. Ребята сбежались со всего двора, некоторые достали мобильники и начали снимать.

— Владимир Петрович, гляньте, как красиво! — крикнул кто-то.

— Фига, живой костёр, как в кино! — добавил другой.

Я лишь усмехнулся. Реакция школьников была искренней. Судя по тому, как выпучила глаза Марина, подобные развлечения были под запретом. А запретный плод всегда сладок. Кстати, не удивлюсь, если для уборки листьев тоже нужно обращаться в какую-нибудь управляющую компанию.

— Вот видите, Марина, — сказал я, глядя на всполохи пламени. — Хоть чем-то можно удивить нынешнюю молодёжь.

Она закатила глаза, но видно было, что на секунду, но она и сама залюбовалась.

Пламя било вверх, искры взлетали, отражаясь в стеклянных окнах школы, будто живые звёзды. Даже хулиганы, кто ещё недавно бурчал про «дворников» и «лохов», стояли молча, загипнотизированные зрелищем.

Правда, в каждой бочке мёда бывает ложка дёгтя. В момент, когда костёр почти догорел, во двор влетела завуч с выпученными глазами.

— Вы что творите⁈ — завопила она. — Пожар! Школа горит!

На этом сюрпризы только начинались. Мымра держала в руках — и, не разбираясь, что и как, метнулась к костру.

Пш-ш-ш!

Белая пена пошла во все стороны, заливая последние языки пламени. То, что должно было догореть до состояния пепла, теперь превратилось в чёрную желеобразную субстанцию, которая начала растекаться по школьному двору.

Я даже не шелохнулся — хочет тушить, пусть тушит. Пена летела во все стороны, белая, липкая, шипела, ложась поверх остывающих листьев. Через минуту всё затихло. Завуч, вся в мыле и дыму, с вытаращенными глазами, повернулась ко мне.

— Вы что творите, Владимир Петрович⁈ — выпалила она так, будто я палил не листья, а актовый зал.

— А что? — я вскинул бровь, будто удивился самому вопросу.

— Пожар решили устроить⁈ — голос зазвенел колоколом.

— Да будет вам пожар, вы что, в молодости костры не жгли? Может, мы с молодыми шашлык хотели пожарить.

Я подмигнул, но завуч стояла каменным изваянием — ни улыбки, ни реакции. Тогда я добавил:

— Лучше обратите внимание, в какой порядок ребята привели школьный двор.

Мымра, всё ещё фыркая от возмущения, оглянулась. Прошла пару шагов, оглядела всё вокруг. А посмотреть было на что — мусора нет, листья собраны, дорожки чистые, забор и турники свежепокрашены.

Прицепиться действительно было не к чему. Завуч постояла, переваривая увиденное, потом перевела взгляд на учеников. Посмотрела на меня и… сдалась.

— Ладно! — сказала Мымра, резко разворачиваясь. — Но вы в прямом смысле этого слова играете с огнём, Владимир Петрович. Сегодня напишу на вас жалобу!

— Боюсь, каюсь, — сказал я. — Но, может, сначала к поляне нашей присоединитесь? Вы хоть и не работали, но можете попробовать. Вон, роллы вкусные. Хотите, угощу?

Она обернулась, смерила меня взглядом, в котором смешались раздражение и лёгкое смущение.

— Обойдусь! — бросила Мымра, фыркнула и стремительно ушла, стуча каблуками по асфальту.

— Вот ведь, Марин… — хмыкнул я, обращаясь к совершенно перепуганной классухе. — А говорят, молодёжь у нас вспыльчивая.

— Владимир Петрович, она ведь и правда жалобу напишет.

— Ну-у, пусть пишет, если ей от этого легче станет, — я отмахнулся.

Повернулся к ученикам, которые только сейчас перестали снимать всё на камеры.

— Так, ну что, — я хлопнул в ладони. — Всем спасибо, все свободны!

Ребята выстроились полукругом, уставшие, но довольные. Краска на руках, листья в волосах, но в глазах искрился тот редкий блеск, когда человек впервые понимает, что сделал что-то полезное.

— Все справились, молодцы, — поддакнул Кирилл, видимо, с недавних пор примерил на себя роль лидера в классе.

Посыл, конечно, правильный, вот только что-то мне подсказывает, что Борзый и его шестёрки так просто своё лидерство не отдадут.

— Не молодцы, а молодцы, — по привычке поправил я, переставив ударение на первый слог.

— Спасибо вам, Владимир Петрович! — выкрикнул Гена. — Зовите ещё! Мы думали — скукота, а оказалось, классно!

— Контент заодно запилили, — поддакнул Кастет.

Контент, блин…

— Ну, я подумаю, кого звать в следующий раз, — я улыбнулся. — Может, даже грамоты выпишу.

Послышался общий смех.

Я посмотрел на наш импровизированный стол с остатками былой роскоши — коробки, упаковки, оставшиеся роллы и соки.

— Забирайте еду с собой, — предложил я. — Чего добру пропадать?

Но ребята только переглянулись и замотали головами.

— Не, Владимир Петрович, спасибо, наелись!

— Да, оставьте, всё равно выкинем потом.

Я на секунду задумался. В их словах не было ни хамства, ни лени, было простое равнодушие.

Современная молодёжь, тут ни добавить, ни убавить. У них другое время, другие привычки, и еда для них не ценность, а фон.

Если раньше нас учили доедать до последней крошки, а из гостей уносить всё, что положили «с собой», то теперь на продукты смотрели, как на воздух. Сытые двадцатые, что уж тут скажешь.

А я-то помню, какими были голодные девяностые. Когда хлеб, блин, порой был роскошью, а пустой холодильник — привычными буднями. Ну может, оно и к лучшему, что так?

— Если можно, я заберу, — сказала Марина, осторожно приближаясь к столу.

— Конечно, — ответил я. — Забирай.

Она улыбнулась, аккуратно собрала оставшееся в пакет. Молодёжь похватала пустые коробки и понесла на мусорку вместе с мешками листвы.

Мы с Мариной собрали инвентарь в старую тележку. Субботник официально можно было считать оконченным.

— Пойдём, отнесём это в кладовку, — сказала Марина.

За стойкой на входе, как и всегда, сидел вахтёр, уже знакомый мне по первому дню. Пузатый мужик с прищуром мелкого барыги, вечно что-то перепродающего. Кстати, сегодня он оделся так, будто сразу после смены собрался на званный ужин. Пиджачок, рубашка, джинсики.

Он проводил нас взглядом, а когда мы оставили телегу в подсобке и возвращались назад, чтобы отдать вахтёру ключи, он оживился.

— Мариночка, — протянул он сладким голосом, подзывая к себе классуху. — На секундочку подойди.

— Извините, Владимир Петрович, — бросила она и вернулась к вахтёру.

Тот покосился на меня, как будто опасливо, и, понизив голос, зашептал:

— Мариночка… — появился новый запах духов, французских. — Вам бы очень пошёл.

— Денег нет, — ответила она, смущённо улыбнувшись. — Я бы хотела, но пока возможности нет. Зарплата нескоро.

— Да ладно, — сказал он, хитро улыбаясь. — Для вас, милая, я и в рассрочку могу…

Марина не ответила, лишь сухо кивнула, всё так же смущённо улыбаясь.

— А сегодня у вас будут занятия? — спросила она уже вполголоса, как будто стесняясь своего вопроса.

— Будут, — сказал он коротко, а вот дальше перешёл уже на шёпот.