Физрук: на своей волне 2 - Валерий Александрович Гуров

Я вернул взгляд на Борзого и приподнял бровь.

— Я вот думаю, — продолжил я. — Если он пошёл по беспределу, то и мы по беспределу можем пойти?

От автора:

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить — возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра — или погибну снова

СКИДКИ на всю серию:

https://author.today/reader/475541/4451330

Глава 6

Я подошёл к багажнику, щёлкнул замком, крышка взлетела. Забавно, что последний раз я в него заглядывал лет этак тридцать назад. И что в нём лежало, сейчас даже не знал.

Внутри оказалась куча металлических хомутов, инструменты. Я сгреб всё в сторонку, демонстративно, и кивнул Борзому.

— Полезай.

Он посмотрел так, будто не понял.

— Куда?

— В ближайший лес прокатимся, — с невозмутимым видом ответил я.

Вид у Борзого поменялся мигом. Он напрягся, втянул голову в плечи. Куда-то мигом подевались словечки вроде «Вовы» или «эй, жирный».

Перевоспитание шло по плану.

— В багажник, говорю, полезай, — повторил я жёстче.

Он сделал шаг к багажнику, но я театрально почесал макушку и остановился. Потом повернулся к лебёдке, установленной на «Чероки».

— Хотя нет, — я притворно хмыкнул. — Дружище, тормози. У меня есть кое-что интересней. Багажник у меня занят барахлом, и ты туда не влезешь. Но есть и второй вариант.

— К-какой?

— Прицепим тебя к лебёдке.

Борзый громко сглотнул. По тому, как у него начало дёргаться веко, я понял, что мысль дошла. Понял он быстро — у страха всё с геометрической скоростью.

Не дав ему опомниться, я повернулся к Саше и небрежно дал поручение.

— Саня, раскручивай лебёдку.

Саша замер было, но выполнил. Начал раскручивать лебёдку…

Я же наблюдал, как меняется лицо хулигана. От былой наглости не осталось и следа, теперь его физиономия исказилась в гримасе ужаса. Руки у него начали дрожать, губы бледнеть. Борзый понял, что это не игра и шутки кончились.

Момент — и Борзый стал другим человеком прямо на глазах. Я видел, как внутри него ломались привычные механизмы «повышенной борзоты».

Он втянул голову ещё глубже, плечи опустил. Я не торопился — даже не улыбался. Просто смотрел и ждал, пока страх сделает свою работу.

— Владимир Петрович, — забормотал он, вмиг вспомнив моё отчество. — Простите меня, пожалуйста, я больше не буду, бес попутал. Скажите, что нужно сделать, как загладить вину, я всё сделаю.

Я медленно покачал головой. Слишком хорошо знал, что такие вот «я всё сделаю» — чаще всего просто слова, которые подкреплены страхом и ничем более.

— Слушай, — ответил я, не повышая голоса и буквально излучая спокойствие. — Извиняться ты будешь не передо мной, а перед Саней. Понял?

Он закашлялся, видимо одна только мысль об этом покорёжила.

— Хотя… — я вдруг направил дуло травмата в лоб Борзого. — Я думаю, что надо его прям здесь завалить, а потом вон в ту бетономешалку кинуть…

Это был финальный аккорд разыгрываемого мной спектакля. Борзый уже был готов наложить в штаны от ужаса, но тут вмешался Санёк.

— Владимир Петрович, я думаю, что я сам с ним поговорю, — сказал пацан.

— Не вопрос, Саня, пообщайся с нашим голубчиком.

Честно? Услышать от пацана такие слова было несколько неожиданно. Это ж какой внутренний стержень должен быть.

Я убрал ствол, моя воспитательная часть на этом подошла к концу. Борзый теперь был полностью обработан и открыт для дальнейшего диалога по душам.

Саша молча подошёл к своему заклятому врагу, посмотрел на Борзого. Я заметил, что его взгляд изменился, да и настрой — будто пропала жажда мщения. Вместо неё я считал требование справедливости.

— Считаешь, что прав? — сухо спросил Саша.

Борзого будто перекосило изнутри. Словно в нём столкнулись два мира — привычный, где сила решает всё, ну и новый, где вдруг оказалось, что сила может выглядеть жалко.

Он стоял перед Сашей, переминаясь с ноги на ногу, словно ему в ботинки насыпали битого стекла.

Я наблюдал со стороны и не вмешивался. У Сани, худого, избитого, с разбитой губой и синяком под глазом, внутри горел настоящий стержень. А у Борзого, здоровенного, накачанного, наглого, этот стержень как будто выдернули. И он не знал, куда девать глаза.

— Ты прав… — выдавил Борзый. — Я повёл себя некрасиво.

— Некрасиво? — Саша медленно покачал головой. — Это когда в столовой выпил чужой компот. А ты как шакал — вдвоём, втроём, впятером. Это не некрасиво, это подло.

Борзый растерянно моргнул, и по глазам его было видно, что Саня попал куда надо.

— Я… — он запнулся. — Я просто не хотел, чтобы кто-то знал… про отца.

— Так никто и не знал, — возразил Саша. — Пока ты сам не сделал из этого шоу.

Борзый промолчал, виновато опустил подбородок на грудь.

— Всё, — твёрдо сказал Саша. — Я тебя простил. Но не потому, что ты этого заслужил, а потому что не хочу таскать всю твою грязь за собой.

Он развернулся и пошёл к машине.

Борзый стоял, молчал, ссутулившись. Я опустил ствол, положил ладонь на плечо Борзого.

— Подумай вот о чём, — начал я. — Я мог бы снять это на телефон, выложить и засветить тебя так, что вся твоя жалкая слава сгорит. Мог бы показать, кто ты есть на самом деле. Но я этого делать не буду.

Борзый мельком взглянул на меня, но сразу отвёл взгляд.

— Да, понимаю… — прошептал он.

— Пересмотри своё поведение, — продолжил я. — Плохо закончишь, пацан.

Борзый шмыгнул носом.

— Неправ был, Владимир Петрович… — он, наконец, поднял голову и сказал: — Готов понести наказание.

— Вот это уже другой разговор. За косяки надо не только извиняться, но и отвечать, — согласился я. — Начнём с простого: ты прямо сейчас звонишь своим пацанам и говоришь, что у них есть двадцать минут на то, чтобы вернуться в школу и помочь классу с субботником.

Борзый дёрнулся, как побритая собака.

— Я… я… пацаны не поймут…

— Что «я»? Звони давай. И объясни так, чтобы поняли.

Он сделал пару неуверенных вдохов и всё-таки достал телефон. Я отвернулся, чтобы он не увидел, как меня забавляет его внутреннее сопротивление.

Борзый набирал медленно, всячески внутренне этому сопротивляясь. Конечно, тут к бабке-гадалке не ходи — понятно, что ещё какой-нибудь час назад Борзый чихвостил субботник в хвост и в гриву. А тех, кто пошёл на него, называл дворниками и лохами. Так что звонок для него давался тяжело.

Я же смотрел на ситуацию чуточку под другим углом. Как только пацан вытащит из своей головы стереотипы, то и жизнь станет проще. А не вытащит — вот