Егерь. Сердце стаи - Николай Скиба

строителей. Просторная гостиная с массивным дубовым столом, кухня с большим очагом, несколько спален наверху. Всё было сделано качественно и с умом — Василий знал своё дело.

Но сейчас меня занимали не удобства нового жилья, а… подготовка ко сну.

Я вышел на крыльцо и призвал стаю.

Афина, займи позицию на восточном склоне. Оттуда будешь видеть всю долину и дорогу от столицы. Любое движение — сразу докладывай.

Огромная кошка беззвучно исчезла в сумерках, растворившись среди камней и деревьев.

Актриса, западный склон. Прикрывай тот фланг и следи за лесом. Если кто-то попытается зайти с тыла — ты первая узнаешь.

Ветряная рысь грациозно скользнула в указанном направлении.

Режиссёр, на крышу. Оттуда лучший обзор всей территории. Но держись так, чтобы тебя не заметили.

Самец рыси одним прыжком взлетел на конёк крыши и застыл там неподвижной, почти неразличимой статуей.

Красавчик, держись у дома, тебе открою окно. Твоё чутьё должно сработать безотказно.

Карц молча присутствовал в глубине моего Потокового ядра. Огненный лис был готов материализоваться в любой момент, как только понадобится его помощь, но я не собирался рисковать нашей хрупкой связью. Ещё не время.

Стража по периметру несла обычное дежурство. Я видел отблески факелов на сторожевых вышках, слышал приглушённые голоса часовых.

Проверив, что все позиции заняты, вернулся в дом. Поднялся в свою спальню на втором этаже — небольшую комнату с окном, выходящим на озеро. Красавчик с довольным видом прыгнул на позицию.

Кровать была простой, но удобной, и я улёгся. Через открытое окно доносились ночные звуки долины — шелест листвы, плеск волн о берег, далёкий крик совы.

Глядя в потолок, я размышлял о предстоящем дне. Завтра мне предстояло привести в действие всё, что так долго готовил.

К обеду всё должно быть кончено. Либо я разоблачу предателя и нанесу удар по организации, либо…

Впрочем, второй вариант меня не устраивал.

Глава 6

Глубокой ночью по пустынной дороге к долине двигалась одинокая фигура.

Её шаги были размеренными и бесшумными — походка воина, привыкшего к ночным маршам.

Лунный свет выхватывал из тьмы широкие плечи в тёмном плаще, прямую спину, уверенный шаг. Каждое движение было выверено, как у хищника на охоте. Левая рука инстинктивно лежала на рукояти клинка, правая свободно покачивалась в такт шагам.

Дорога была пуста и безмолвна. Только скрип кожаных сапог по гравию да отдалённые звуки ночного леса нарушали тишину. Ветер шелестел листвой придорожных деревьев, где-то ухала сова, в кустах шуршала мелкая живность.

Воин не спешил, но и не медлил. Его темп был достаточно быстрый, чтобы добраться к цели вовремя, но не настолько стремительный, чтобы выдохнуться или наделать шума.

В движениях читалась многолетняя дисциплина. Служба выковала из него идеального солдата — того, кто умел терпеть, подчиняться, выполнять приказы без вопросов.

Теперь он мог не притворяться, не казаться заносчивым человеком, который ненавидит, когда какой-то мелкий выскочка делает ему замечания.

Хорошо, что парень дошёл до конца экспедиции. И плохо, что выжил и не отдал рысь.

Никто не видел шпиона Семёрки в ночной тьме, никто не ждал от него показной верности и демонстративного долга.

Он обернулся.

Далеко внизу, под холодным светом луны, раскинулся силуэт Драконьего Камня. Величественный замок барона, словно вырезанный из чёрного бархата, а чуть дальше, едва различимая во тьме, угадывалась громада темницы.

Но вид этот не вызывал у него ни восхищения, ни трепета. Только глухую, застарелую злобу, которая комом подкатила к горлу. Там, за этими стенами, в роскошных покоях, спал барон — человек, которому он когда-то присягал на верность.

Эта злоба не сжигала изнутри. Наоборот, была холодной и придавала сил, оттачивала решимость, напоминала, ради чего он идёт по этому пути.

Воспоминания нахлынули неожиданно, как всегда бывало в тихие ночные часы.

Серые стены гарнизона.

Запах лекарственных отваров.

И детский плач, который не унимался неделями.

«Серая Увязь».

Название болезни всплыло в памяти, принеся с собой знакомую боль. Кожа детей, поражённых этой хворью, становилась серой и хрупкой. Они теряли силы день за днём, медленно и мучительно увядая.

И никто не знал лекарства.

Он сжал кулаки, ощущая, как старые раны снова начинали кровоточить. Лучшие лекари королевства разводили руками. Алхимики говорили о неизвестной природе проклятия. Остальные лишь предлагали уповать на чудо.

А он, хозяин теневого зверя, был абсолютно беспомощен перед лицом болезни своего ребёнка.

Атмосфера ночи давила на плечи.

Этот путь был дорогой к завершению того, что стало смыслом его жизни. К исполнению долга перед теми, кто открыл ему глаза на истину. Кто показал, что мир можно изменить, если хватит воли идти до конца.

Он снова двинулся вперёд. Каждый шаг приближал его к цели и отдалял от прошлого, полного боли и бессилия.

Затаённая скорбь и холодная уверенность шли с ним рука об руку, как старые спутники, которые давно научились не мешать друг другу.

Десять лет назад…

Молодой воин проснулся от звука, который стал пыткой. Это был уже не звонкий, заливистый смех его дочери, а хриплый плач, пробивающийся сквозь толстые стены и его собственную душу. Он сорвался с постели, не чувствуя холода каменного пола, и бросился в детскую.

Комната утопала в полумраке, пахла лекарственными травами, сыростью и сладковатым, тошнотворным запахом, который оставляла после себя тяжёлая болезнь.

Лидия металась в своей маленькой кроватке, сбрасывая тяжёлое одеяло. Её светлые волосы прилипли к вспотевшему лбу, а на нежной коже проступали первые предвестники ужаса. Мелкие, едва заметные серые пятна, похожие на капли остывшего пепла.

— Папа, — прошептала она, протягивая к нему тоненькие ручки. — Болит… Везде болит…

Он подхватил её на руки, стараясь не выдать своего страха, который ледяной змеёй скользнул по позвоночнику. Серые отметины были холодными на ощупь, словно само жизненное тепло обходило эти участки стороной, покидая тело дочери.

— Всё хорошо, малышка. Папа здесь, — солгал он, прижимая её к себе.

Но ничего не было хорошо. За три дня в гарнизоне слегло семеро детей. Хворь просто пришла из ниоткуда.

Она не убивала быстро, как чума. Действовала медленно, методично, высасывая жизненные силы день за днём, пока от ребёнка не оставалась лишь бледная тень. Словно цветок, который медленно увядает без воды.

Каждый новый день приносил свежий ужас. Серые пятна на коже Лидии расползались, сливаясь друг с другом, как чернильные кляксы на белой бумаге. Кожа в этих местах истончалась и становилась хрупкой. Девочка слабела на глазах. Она больше не просила свою любимую деревянную лошадку, её голос