Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Макарий о судьбе некоторых из предшественников своих достаточно наслушался. И помирали патриархи совершенно случайно, и сами в скиты удалялись в дальние, совершенно добровольно.

И то…

Патриарх ты в церкви. А за ее стенами?

Кто и в грех впадал, детей плодил, кто просто родней своей дорожил, кто карман свой набивал – для каждого свою плеть найти можно. Найти, надавить – и славься, новый патриарх. Можно ли на Макария надавить?

А что – не человек он? Еще как можно. Своих детей ему Бог не дал, а вот племянников он любит искренне. И помогает им… немного. То, что до поры молчит государь, не значит, что он что-то спустит Макарию. Все в дело пойдет, дайте время. Макарий в Борисе и не сомневался ни минуты.

– Чего надобно, государыня?

Любава поняла, что разговор почти официальный пойдет, нервно венец поправила. Чувствовала она себя не слишком хорошо, да выбора иногда и нет. Вставать надобно, действовать, а то не расхлебаешь потом-то.

– Ваше святейшество…

Макарий кивнул, подтверждая, что родственники они там али нет, а разговор у них будет государственный.

– Ваше святейшество, пасынок мой страшную ошибку совершает. Не надо бы ему разводиться, не к добру…

Макарий руку поднял, речи ненужные остановил. Чего их слушать-то без толку? Ни к чему государыне воздух переводить, а ему ерунду слушать, пустое это.

– Ты помолчи, государыня, послушай, что мне известно стало. Бесплодна рунайка, да и припадок случился у нее. Не сможет государь ее оставить, бояре давить начнут.

– А когда не начнут?

Макарий только головой покачал.

– Начнут. Боярин Пущин намедни уж интересовался, чего я тяну с разводом. Да и государь тоже поскорее удалить Марину требует.

О четырех монастырях, о мощах, которые должен был прикупить для него Истерман, о прочих приятностях и полезностях, обещанных Борисом, да щедрой рукой, патриарх умолчал. Бориса-то он знал хорошо, у государя слово твердое, сказал – сделает. Не любит он на храмы деньги выделять, но коли сказал – быть, так и будет. И в срок.

А Любава… она родня, конечно, и Макарий ей радел, чем мог. Но… Федька-то рос-рос и вырос, и получившееся Макарию ой как не нравилось. Когда Фёдор маленьким был, там можно было говорить, что из него правитель хороший получится. Сейчас же, на него глядючи, Макарий точно знал ответ – не получится.

А плохой государь равно слабая страна – плохая вера – мало доходов у церкви. Оно и дураку понятно.

Когда б Фёдор был не хуже брата, Макарий бы Любаву поддержал. Да только Фёдор Борису и на подметки не сгодится, нет в нем царского характера, нет полета, размаха нет. Дурость есть да желание на своем поставить, а для правления маловато упрямства.

Нет, менять Бориса на Федьку – это как коня на зайца: может, и полезен где будет длинноухий, да ускакать ты на нем никуда не сможешь.

– Так зачем долго тянуть? – Любава платочек пальцами перебрала. Нервничала она сильно. Многое от разговора зависит, а патриарх явно помогать не желает. – Мне бы только годик и надобен. Даже отослать рунайку можно, только зачем ее так быстро постригать?

Макарий бороду огладил. Вздохнул:

– Государыня, приказ царя есть. Когда ослушаюсь я, беды у меня уж будут.

– Не будут. Уговорю я Бориса.

– Неуж не пыталась до сих пор? Не верю.

Патриарх в цель попал. Пальцы в платочек впились, Любава глазами сверкнула.

– Боря сейчас горяч слишком. Опамятуется – сам прощения просить придет, и у меня, и у Марины, может, и не простит потом, что поторопились-то.

– Государыня, нет у меня выбора, я тоже человек подневольный, коли указал государь делать – я и сделаю. А приказ его таков, что к Красной горке царица Марина уж должна быть в монахини пострижена.

Любава ногой топнула:

– Неуж… нашел кого?

Макарий промолчал. А потом сделал то, за что себя потом корил: веки чуточку опустил.

Видимо ему было многое, и то, что государь не выглядит как горем убитый, – тоже. Уж Макарий-то всякого понавидался, в монастыре пожил, служкой в церкви начинал, мальцом еще…

Рубите ему хоть бороду, хоть голову, а только Борис ранее свою рунайку любил без памяти. А потом все одно к одному легло, да быстро так, ровно вышивал кто крупными стежками.

Обет этот, когда он до себя жену даже не допускал.

Потом приказ о разводе.

И поведение государя само… не ведут себя так мужчины, когда они любовь потеряли. Скорее… как на мостике государь меж двумя берегами, меж двумя бабами – той и этой. На то сильно похоже.

Любава ногой топнула гневно:

– Вот как?! Не говорил он – кто?!

Макарий головой качнул.

– Пожалуйста! Макарушка! Ведь не чужие мы!

Не чужие. Но столько и Макарий не знал. О чем и сказал честно:

– Кажется мне, кто-то из боярышень ему глянулся. А вот кто?

– Благодарствую, владыка. Поняла я все.

Макарий благословил ее да и вышел вон, а Любава платочек в клочья изодрала да еще и ногами потоптала.

КТО?!

Хотя на Устинью Любава и не подумала даже.

Борис благородный, не станет он брату дорогу переходить, в эту сторону можно не смотреть. А вот из остальных – кто?!

Кто посмел на себя внимание государево обратить, Любаве дорогу перейти?! Кого со свету сживать надобно?!

Хм-м-м… а кого государь предложил на отбор? Кому внимание уделяет? Не сегодня ж это началось, поди? Приглядеться надобно, а там и за дело взяться.

Ужо она их… Гадины!

* * *

Боярышня Марфа Данилова о себе всю жизнь высокого мнения была, и заслуженно.

И умом, и красотой… всем взяла боярышня! Когда ее с царицей Мариной рядом поставить, Марфа, поди, и не хуже будет. Помоложе еще даже.

А так – они с царицей ровно сестры.

Волосы у обеих черные, ровно ночь беззвездная, только у государыни глаза черные, а у Марфы темно-синие. И лицо белое не от краски, и улыбка ровно солнышко выглянуло, и фигура у Марфы получше будет. Государыня все ж тоща, а Марфа в талии тонка, а так и зад у нее побольше будет, и перед. Понимать надобно.

Государь и понял. Сам на отборе сказал, что хороша Марфа.

А теперь вот и с супругой своей, говорят, разводиться желает. И сколько ведь больную бабу-то терпел! Верный он, государь-то! Да вот беда – приступ был у рунайки, и говорят все вокруг, что ро2дить не сможет несчастная баба.

Тут государя никто уж не