Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Марина?

Ой, не только она тут ведьмачит!

Неладно в палатах, еще как неладно! Для такого шесть ведьм одновременно колдовать должны, не одна Марина. Рано, ой как рано успокаиваться…

* * *

И в то же время неподалеку, в палатах царских, ворожба творилась.

Сидела ведьма над жаровней маленькой, травы туда сыпала, бормотала не пойми что, потом волосы в огонь полетели, темные, прямые – позеленело пламя, потом алым стало – и наново рыжим, обыкновенным.

Ведьма с досады зашипела, в огонь плюнула.

Не получалось у нее наново аркан набросить, хотелось, да не получалось.

И волосы Бориса результатов не дали.

Знала она о таком: ритуал проводился и все отторгнутые ранее части тела бесполезны становились, что читай над ними заговоры, что не читай – не получится у тебя ничего.

Кого ж Борька нашел себе – и где?! Когда и успел только, негодяй?!

И аркан с него сняли, и приворот, и наново накинуть его не выходит, и ночует он в храме, а туда ведьме не пробиться, нет у нее такой силы… делать-то что?!

А получается, что делать она ничего и не может, перекрыли ей дорожки. Не все, да для других куда как больше времени требуется.

Знает ли о ней Борис? Может, и догадывается о чем, а может, просто бережется или ждет чего.

Простые способы быстрые да легкие, а сложные много времени требуют, тщательной подготовки… Есть ли это время у ведьмы? Али Борька еще чего удумал?

Не знала ответа ведьма.

Понятно, что не смирится она с поражением, что дальше пробовать будет, что добьется она своего… когда?!

Очень мало у нее времени.

* * *

Поутру Устя у себя сидела, как раз шарф доплетала кружевной. Может, царице подарит, а может, и не подарит. Хоть бы оно и положено, и правильно было бы, а не хотелось. Казалось ей, что слишком много тепла вложено в эту вещь. А царице Любаве не тепло надобно, ей власть дорога пуще жизни.

Аксинья рядом сидела, трещала ровно сорока:

– … рунайку, говорят, увозить будут скоро… государь ей даже монастырь выбрал…

Устя кивала, но сама ничего не говорила, за Бориса переживала, понимала она, что не просто так все будет.

Развод для царя дело серьезное, государственное, тут много формальностей соблюсти надо, и все чисто быть должно. Лекари уже заключение дали о том, что царица припадками страдает, и о ее возможном бесплодии тоже.

Боярская дума собиралась уж.

Поругались, конечно, как без того? Потом еще раз собрались – и приговорили, что надобно рунайку в монастырь! А государю – жениться наново, и как можно скорее!

Борис с боярами согласился и пообещал, когда его сейчас разведут без помех, он до конца года женится. Да не на ком-то, а на боярышне.

Найдет себе невесту из тех, что сейчас в столице, не объявлять же еще раз отбор? Это и неприлично как-то даже, второй раз за год государство баламутить.

Бояре подумали, о своих доченьках вспомнили – и тут же приговорили, что разводу быть! Даже боярин Ижорский с незамужней дочкой и то согласился! Хотя уж его-то страшилище на отбор и не брали никогда! Где это видано – не баба, а доска, на такой небось все ребра отобьешь! Приличная баба – она ж должна быть кругленькая, мягонькая! А эта что?

Страшилище тощее! Тьфу![78]

Борис порадовался, и теперь очередь за патриархом была и за самой Мариной, конечно.

Так-то, будь она боярышней росской, и дел бы не было, но она – княжна рунайская. Чтобы ее княжество в состав Россы вошло, условия соблюсти какие-то требуется.

Устя точно не знала, но, наверное, Борису тяжело приходилось, потому и не виделись они, потому и не находилось у него время для Устиньи. И не надобно покамест, главное, что ведьму от него убрали, что жив он, что рядом – что еще надобно для счастья?!

А Аксинья… ей бы сплетни собирать, она и довольна будет.

В дверь постучали.

На пороге Танька стояла, вот как есть, тощая и с подносом в руках. И в глазенках темных злорадство затаенное.

– Отведай, боярышня, с поварни принести приказали всем невестам царевича.

А на подносе пироги пышные и пахнут так…

Помнила Устя пироги эти, ой как помнила!

Поднос взяла, Таньку кивком поблагодарила.

– Ася, дверь закрой!

Аксинья дверь закрыла и к пирогу потянулась. Устя на нее смотрела спокойно, но сама куска с блюда не брала.

– А ты что ж? Устя?

– Не хочется мне, Асенька, не голодна я что-то…

– Ну, как знаешь.

Аксинья три пирога съесть успела, прежде чем в сон ее заклонило. Девушка на лавку присела, зевнула.

– Пойду я, Устя?

– Да ложись здесь. Небось недоспала ночью, о любви мечтала, – усмехнулась старшая сестра.

Аксинья еще раз зевнула.

Сонное зелье действовать начало, разговаривать – и то трудно было. Устя видела, как Аксинья ноги поджала, легла – и засопела тихонько.

Боярышня ее на лавку уложила поудобнее, одеялом укрыла малым не с головой, только косу выпростала, свечу погасила, сама в тень отступила, изготовилась.

Не для хорошего ее сонным зельем опоили в новой жизни, это уж точно! А для чего?

И часа не прошло – скрипнула дверь. Снова крысиная мордочка показалась Танькина, и снова Устя свою неумелость прокляла!

Будь она волхвой, знай она побольше, она бы сейчас так сделала, чтобы эта дрянь ей рассказала все! А она только ждать да наблюдать может!

Убить-то Таньку можно, да что от ее поганого трупа пользы? Знаний с того не прибудет, а шума будет много, а то и беды тоже. Проще подождать да посмотреть, что к чему!

А смотреть долго не пришлось.

Устя с Аксиньей похожи, рядом их различить можно, а вот так, в полумраке под одеялом, что ты поймешь? Коса рыжая, комната боярышни, одежда богатая. А что боярышень Заболоцких две – не думает о таком подхалимка гадкая. И мысли не допускает, что пироги Аксинья съела, сама бы Танька в жизни не поделилась, вот других по себе и меряет!

А делать что будет гнусная гадина?

Вот над Аксиньей наклонилась, ножницы в руке сверкнули.

Устя напряглась, мало ли что задумала царицына подлиза. Но – нет, не произошло ничего опасного. У Аксиньи только локон срезали, по сторонам огляделись – и прочь из комнаты!

Устя за ней не пошла.

Нет, не боялась она, что сестре вред причинят. Скорее, к Фёдору ее приворожить попробуют или отворожить от нее Фёдора. Такое вреда не