Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

А ведь потом государю жениться надобно будет. Наследник ему надобен, он и сам то понимает. А коли так…

Марфа это по отцу знала, по братьям: мужчинам обычно бабы нравятся похожие. Скажем, только черноволосые, или только рыженькие, или с веснушками, к примеру.

Всякое бывает, но обычно так оно.

Может ли государь на нее, на Марфу, внимание обратить? А почему нет?

Сам он признал, что красива Марфа, сам ее выбрал, так, может, и… попробовать? С Фёдором у нее нет возможности, ни на кого, окромя Заболоцкой, этот малоумок и не смотрит, хотя Марфа куда как этой рыжей моли краше. Так и пусть не смотрит.

Кому царь, кому псарь.

Вот Марфа бы себе царя и взяла. Государь ведь! А что старше вдвое, так это и не беда. Вот царица Любава, всему государству ведома. Муж умер, а она в палатах осталась, хоть и не правит, а пасынок к словам ее прислушивается. И то пасынок!

А когда б родной сыночек на троне был, неужто он бы мамку не слушал?

То-то же!

Есть и о чем задуматься, и что сделать… да, Марфа своего шанса не упустит. Пусть другие на Фёдора смотрят, а она поохотится покамест. На глаза государю попадется раз или два, попробует узнать, что ему по нраву. А там, глядишь, и сложится все?

И Марфа потянулась к кошелю.

На первых порах ей много серебра понадобится. Знания – самый дорогой товар в мире. По счастью, отец ей денег достаточно с собой отсыпал, да и братики добавить смогут. Уж перевидаться она с ними найдет возможность, чай, боярышня, не девка дворовая.

Итак… где и когда государь бывает? И что ему нравится?

* * *

Магистр Родаль смотрел на раку.

Стеклянную, из дорогого ромского стекла, прозрачного, без пузырьков. Такое лишь на одном острове выделывают, и остров тот заперт со всех сторон, и выхода оттуда нет никому, чтобы секрет мастерства не разгласили.

Выделывают там тонкое стекло, зеркала льют, цветные бусы продают, и бусины там – ровно радугу в них заперли. Рака была хоть и не радужного стекла, но все ж хороша собой. Кажется, только рама золотая и есть, такое стекло прозрачное да чистое.

А еще…

Еще оно надежно удерживает то, что внутри.

– Оно – там?

– Там, магистр.

– И… работает? До сих пор?

Собеседник улыбнулся краешком губ.

– Работает, магистр. Чтобы перенести… предмет в эту раку, мы прибегли к помощи преступника, пообещав ему жизнь. Обещание нам выполнять не пришлось.

– Умер?

– Через несколько дней.

– Что ж, отлично. Россы достаточно верующие, чтобы этот… предмет начал свою работу.

Магистр довольно улыбнулся.

Скоро, уже очень скоро.

Согласитесь, завоеватели – это сложно неприятно, их ненавидят, с ними стараются бороться – к чему? Намного проще выступить в роли спасителей, помощников, друзей и вообще протянутой в трудную годину руки. А отчего наступили эти трудные времена?

Бывает.

На все воля Божия.

Тут главное – не попадаться.

Магистр считал, что его план практически безупречен. И самое лучшее в его планах то, что они многослойные.

Не сработает один план – он второй задействует, со вторым не получится, так третий на подходе. Ну а если уж все три плана не сработают, хоть и готовили их долгое время, и разрабатывали величайшие умы своего века (к этим умам магистр скромно относил и себя, любимого), значит… значит, Бог и правда на стороне Россы.

И придется… оставить ее в покое?

Вот еще чушь вы говорите!

Какое – оставить, с такими-то богатствами? ЕГО богатствами, которые просто по недомыслию властителей Россы не принадлежат Ордену. А должны!

Даже обязаны!

Нет-нет, никаких «в покое» и рядом быть не может, и близко не должно! Если планы не сработают, магистр просто прикажет разработать новые. Четвертый, пятый, шестой – и так будет, пока не падет Росса.

Или Орден.

Но о последнем варианте магистр старался не думать. Это уж вовсе нереально.

Для того надо бы узнать о них, надобно прийти на чужую землю с войной… за все время своего существования россы старались не вторгаться ни к кому. Мирно решить – могут, а воевать не любят они, хоть и умеют.

Нет, не пойдут они на уничтожение Ордена. И не узнают ничего.

Не должны.

И Эваринол Родаль ласково погладил кончиками пальцев прозрачное стекло. Стекло, за которым таились его надежды на богатство, власть, процветание…

Смерть?

А это далеко не самое страшное, что может случиться с человеком. И магистр ее не боялся. Смерть – это миг. А вот увидеть падение своего детища… вот это было его истинным страхом. Так что…

Ах, как же хороша эта рака. И жаль, что нельзя полюбоваться всласть на ее содержимое.

Но – не стоит рисковать понапрасну. Вряд ли кто-то другой так успешно воплотит планы магистра в жизнь, как сам Родаль. Ему нельзя умирать.

Он нужен Ордену и миру!

* * *

– Мишенька, миленький…

Аксинья у него на шее висла, ровно камень какой, тяжелый, неподъемный, да и ненадобный настолько, что Михайла аж зубами скрипнул.

– Ксюшенька… радость моя!

– Мишенька, мы и не видимся, почитай, совсем! Не могу я без тебя, с ума схожу!

Ижорский чуть не ляпнул, что там ума особо-то и не было! Откуда ему взяться? Смешно даже!

Промолчал, зубы так стиснул, что едва не покрошились до десен.

– Мишенька, днем я при Усте неотлучно, сестре я постоянно надобна, а на ночь в своей каморке.

Называть вполне уютную горницу каморкой не стоило, но Аксинье все, что не царские покои, бедным казалось.

– Не придешь ко мне? Посидим, поговорим… – В голосе Аксиньи прорезались завлекающие нотки.

Михайла хотел было отказаться, а потом подумал: Устя рядом будет. Может, и увидеть ее удастся? Так-то к царевичевым невестам и не подпускали никого!

– Приду, Ксюшенька.

Аксинья расцвела.

И невдомек ей было, что Михайла все это ради Устиньи делает. Ради того, чтобы пусть не увидеть ее, но хоть рядом побыть, знать, что за стенкой она, можно руку протянуть, дверь толкнуть, войти…

Нельзя!

Ничего, подождет Михайла сколь надобно. А Устю свою никому не отдаст!

У Аксиньи он сидел, а сам прислушивался. Но из-за стены ни звука не донеслось, ни шороха. И невдомек парню было, что Устя сидит на лавке и Бориса ждет. Ждет, а потом забывается тяжелым дурнотным сном. И просыпается, и снова погружается в дремоту, и опять