Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

и лес удобный. Как раз дней десять от столицы получается, может, двенадцать. Думаю, здесь тати и ждать будут. Поди найди их потом, в лесу-то?

Божедар подумал пару минут.

– Что ж. Можно заранее приехать, оглядеться, обоз медленно идет, мы птицами быстрыми полетим. Когда татей найдем… и татей поменьше будет. И царица от нас не скроется, ежели такая она, как ты говоришь, боярышня.

– Она действительно нечисть. – Добряна скрывать не собиралась. – Когда государь наш о разводе объявлял, ее тоже народу выводили, показывали. Она хоть и орала, да что с того? Я на нее тогда хорошо посмотрела. Как есть она ведьма, и силой черной от нее тянет.

Божедар кивнул.

Устинье он верил, конечно. Но… все ж таки царица. А про любовь Устиньи к царю ему уже Добряна поведала. Могла Устинья приврать чуточку?

А что – волхвы не врут?

Могут и не врать, могут просто недоговаривать. Но когда царица и правда ведьма черная, тут и Устинью поймешь, и Добряну. И за спиной такое оставлять не след, и землю подобной нечисти поганить ни к чему! Прибить ее, да и вся недолга!

Не на Ладоге?

Так-то можно бы и здесь попробовать. Подкараулить, выстрелить из арбалета, да и давай Бог ноги! Но рисковать не хочется[90].

Это вам не Франкония какая, где дом в дом стоит, крышами друг по другу чертит. Бывал там Божедар, бывал. Налюбовался – до сих пор с души воротит, мерзкое место. Но по крышам там бегать можно. Здесь подворья! И по подворьям уйти сложно будет.

Нет, не надобно такое никому.

Лучше правда обоз обогнать да и подождать их в месте удобном. Арбалет с собой прихватить, на ведьму посмотреть… через прицел.

Это все боги одобряют, хоть наши, хоть иноземные. Так что Божедар поспешил женщин успокоить:

– Съезжу я, посмотрю, что там, в лесу, и вернусь.

И на лице Устиньи радость отразилась.

– Прошу тебя! Не верю я, что она просто уйдет! Ведьма есть ведьма, подлые они, мстительные! Сам ведаешь! Мне мстить будет – переживу. А когда Борису и всей Россе? Так, заодно, потому что сможет она это сделать? И месть эту детям завещает!

Божедар и не сомневался. Ведьмы хоть и хитрые, и расчетливые, а часто пакостят потому, что могут это сделать безнаказанно. И тут – будет. Он и не сомневался даже.

– Хорошо, Устинья, съезжу я, посмотрю. Когда там и правда все так… не вернется она. Никогда.

– Благодарю, Божедар.

– И когда понадобится что, говори. Велигнев попросил помочь вам, я и помогу.

Устя кивнула. Подумала немного.

– Есть несколько человек, проследить бы за ними. Можно ли?

– Кто именно?

– Мне бы узнать подробнее. Михайла Ижорский, боярин Раенский, Рудольфус Истерман, боярин Данила Захарьин, а то и вся семья Захарьиных. Два первых – что сейчас делают. Рудольфус Истерман в отъезде, да мне б хотелось знать, чем он занимался, откуда взялся, что ему в Россе понадобилось. Не могу я сказать точнее, но кажется мне, что неладно там. А боярин Захарьин… бабушка сказала, что в подвале у него Черную книгу нашла. Но ведь не просто так она появилась? Не сама приползла?

– Разузнаю. Прикажу – мои люди и Захарьина из-под земли достанут.

– Благодарствую, Божедар.

– И про Истермана разузнаю.

– И… присмотри и за моей семьей. Пожалуйста. Один убийца приходил уж. А вдруг еще кого пришлют?

Божедар пообещал.

Волхвы просто так не попросят. Даже если волхва молодая, неопытная, чутье у нее хорошее. Лучше его люди лишний раз побегают, чем потом беда случится.

Устинья еще раз поблагодарила. Посмотрела чуточку беспомощно.

– Я неладное чую, а откуда угроза – не знаю. Только кажется мне, что корни в прошлом, а сегодня мы только росточки видим. Выполем – не поможет, прорастут наново, и детям нашим с той же угрозой драться придется.

– Орден?

– Может, и они. Не знаю я. Не вижу всего… помоги! Пожалуйста!

Божедар пообещал помочь.

Дел впереди будет много. Но…

Это его земля. Его вера. И нечего тут всякой нечисти разгуливать. Только лежать – можно. Но под землей и тихо.

* * *

Уезжали Борис с Устиньей через два часа. Довольные, спокойные.

Устя и с Добряной о своем поговорить успела, но тут волхва не помогла никак.

Разве что с огнем яснее стало, да приятного все одно чуть.

– Черный огонь – сила твоя, ты ее так видишь. Почему она на Фёдора так отзывается? А сила вообще срабатывает часто на сильные чувства. Любовь, ненависть…

О, ненависти у Устиньи хватало.

На Бориса срабатывало по любви. На Федьку из ненависти? Похоже. А что добить его не удавалось – жалко, конечно. Но куда деваться?

– А припадки такие отчего быть могут?

– Болезнь, к примеру. Порча. Родовое проклятье. Смотреть на него надобно. Но если твоя сила отозвалась, то или порча, или проклятье родовое.

– У Захарьиных?

– Может, у них. Может, у отца ребенка.

– Борис проклятий не несет, я бы увидела.

– Да и я увидела бы. А Борис и Фёдор точно братья?

Устя только рот открыла.

– А…

– Что тебя удивляет? Государь Иоанн уж стар был, когда женился. Понятно, ребенка и в таком возрасте зачать можно, но ежели помогли ему?

Устя задумалась.

Любаву она терпеть не могла. Но такое? Не подозревала она государыню в измене, и мысли ей такой в голову не приходило!

– Не знаю.

– Тут я не помощница, я тоже не знаю. А зря. Нам бы хоть как за земными властителями следить, ежели выберемся из беды, обязательно придумаю что-нибудь.

Устя кивнула, ровно марионетка, но мысли ее сейчас о другом были.

– Добряна, а проверить это как-то можно? Братья они или нет, и Фёдора… проклятие или порча?

Добряна руками развела:

– Чтобы родство проверить, по капле крови от каждого надобно.

– Бориса я уговорить могу. А Фёдор… Нет у меня его крови.

– Ежели будет, приноси. Посмотрим…

– Хорошо. А с остальным как быть?

– Смотреть надобно. Мне в город сейчас хода нет, роща не отпустит, сам же Фёдор сюда не придет, не уговоришь. Можешь прабабку свою попросить, она к месту не привязана, а порченых много видела. Еще и тебя поучит, как распознать их.

– Попробую. Спасибо, Добряна.

– Не благодари. Не за что.

– Все равно – спасибо. Поговорю с прабабушкой.

Время есть еще, дней через пять-шесть и поговорит.

* * *

Аксинья глаза открыла, дернулась.

Помнила она вчерашнее, хорошо помнила.

Она, сестра, Михайла… Когда она увидела, как Михайла к Устинье входит, она ж обрадовалась сначала. Думала – к