Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

И например, ищешь тот самый «секретный рецепт» синшу, чтобы продать его куда-то за границу. Вспомни похищение Авано Укибаси. Если бы ее семья пошла на сотрудничество, докопаться до истины было бы легче. – Она взяла у Хайо заполненный бланк. – Мы все слегка напряглись после этого случая, так что дело не конкретно в вас двоих.

* * *

Как новых членов особо склонного к меткам хэна, их повели на экскурсию по всем местным святыням и храмам, где Нагакумо показывала на источники опасной энергии, места силы, территории призраков, а последним пунктом прогулки стало отделение Онмёрё в Хикараку. Им оказалась невыразительная башенка, встроенная в соседнюю, побольше; над входом красовался пятиконечный звездообразный герб в виде развернутого цветка колокольчика. Хайо тут же принялась закрывать волосами лицо, но Тодомэгава верхом на Буру-тян так и не показался, чтобы увести ее «на чай».

Призрак у их двери больше не появлялся.

Хайо никогда не боялась призраков. Максимум, что она видела в Коура, это косяки призрачных огоньков, петляющие между домами, но горы в принципе хорошее место для призраков.

Вернувшись в квартиру, Хайо на всякий случай повесила на дверь талисман для обнаружения призраков.

– Тебе что, нужны привидения? – рассмеялась Нагакумо, пока Хайо прикрепляла листок.

– Да, – твердо ответила Хайо.

– Смешная ты. – Лицо Нагакумо смягчилось. – Я вам покажу участки и отстану. Там замечательный вид.

По словам Нагакумо, на Оногоро действовало правило, согласно которому каждый житель по возможности обязан был уделять немного времени работе на рисовых или прочих полях. Правительство Оногоро утверждает, что таким образом снижается зависимость от импорта продуктов, чтобы внешние поставщики не смогли управлять продовольственной безопасностью острова и занижать цены на синшу.

– На самом деле я думаю, что это еще один способ следить друг за другом. Мы волей-неволей выходим, показываем лица, – пояснила Нагакумо. Она помахала членам другого хэна, одетым в голубые нораги; в перчатках по локоть те подвязывали растения и пасынковали баклажаны. – У остального мира свои проблемы – политика, войны, хитоденаши, – но к нам они не имеют отношения. И не навредят нам. Если Оногоро и сломается, то только изнутри, так что нам есть на чем сосредоточиться, например друг на друге, чтобы не пострадали ни люди, ни боги.

Солнце грело спину Хайо. Она вдохнула запах взрытой земли и благовоний против насекомых:

– Думаете, хитоденаши не ваша проблема?

Нагакумо пожала плечами:

– На Оногоро? С чего бы? Ее тут не вырастить. Мне ли не знать. Я знакома с людьми, которые пытались.

Хайо напряглась:

– Серьезно?

– Такие случаи бывают время от времени. Не надо пугаться. Это общеизвестно. Тот, кто съел грушу хитоденаши, становится бессмертным и обретает способности, которых нет даже у богов. Особые свойства, которые позволяют реализовать даже самые сокровенные желания. То, что такое «бессмертие» и «особые свойства» превращают людей в демонов, в расчет не берется. – Нагакумо подняла руку, приветствуя какого-то человека на другом конце грядки. – Эти умники доплывают до морской границы, там берут мешок семян – боги туда не достают, помешать не могут – и возвращаются. Это ни для кого не секрет. Разумеется, ничего не происходит. Благодаря частицам синшу в воде, почве и воздухе любой мало-мальский росток чахнет и гибнет.

– Но хитоденаши для роста не нужны ни вода, ни почва, ни даже свет! – взорвалась Хайо. – Она не похожа на другие растения, потому что она не растение! Это проклятие, которые выглядит как растение! Это… – Мансаку тихонько тронул ее за локоть. Хайо осеклась, дыхание перехватило, в груди сдавило. Нагакумо рассматривала ее с некоторым любопытством. – Ладно. Никому не удалось. Насколько вы знаете.

– Я достаточно знаю. – Нагакумо наклонилась, потянулась к низкому корыту, накрытому крышкой, и заглянула в него. – О, смотрите, тут земляные черви. Не хотите помочь мне позаботиться о настоящих растениях?

И не успели мысли Хайо полностью обратиться к леденящим душу воспоминаниям о хитоденаши, как они с Мансаку уже стояли с совками в одной руке и полными ведерками червей в другой, переполняясь уважением к проницательности Нагакумо.

Земля и зелень пахли знакомо и выразительно. Колыхались круглые белые луковые соцветия, блестели листья деревьев юдзу, пряча свои когти длиной в большой палец, – все выглядело как дома. Как возле их старого дома.

Если бы Хайо закрыла глаза, то могла бы на мгновение забыть о призраках, грушах и островитянах.

Хитоденаши вправду не была растением. Она была проклятием, которое жило и возрождалось. Распространяясь по воздуху игольчатыми спорами или цепкими семенами из грушевидных плодов, хитоденаши нуждалась лишь в двух вещах: человеческом теле и грядке, в которой можно укорениться.

Затем, рано или поздно, а порой так быстро, что проклятие моментально убивало хозяина, хитоденаши наращивала на теле человека кору и превращала его в уродливое подобие дерева.

Ему даровалась долгая, если не вечная, древесная жизнь.

Из головы жертвы росли ветви, покрываясь цветами, что вскоре сменялись плодами – печально известными «грушами», – которые искушали людей, чтобы обратить их в демонов.

Получается, если найти на Оногоро темное место, вдали от чужих глаз и в укрытии от испарений синшу, то ничто не помешает вырастить хитоденаши даже на острове. Сложно, но выполнимо.

Хайо выложила остатки червей в лоток со свежей землей, встала, распрямилась. Кругом к чистой синей вышине тянулись небоскребы из древесины и глины.

– Что думаешь по поводу того, что сказала Нагакумо? – спросила она, когда Мансаку приблизился.

Он, к ее радости, подошел к вопросу осознанно:

– Здесь же все друг у друга на виду. Вероятно, Нагакумо говорит правду. Будь здесь хитоденаши, она бы знала. Но если на Оногоро все действительно так внимательно приглядывают друг за другом, что случилось с Дзуном? Если не считать Сжигателя, наш друг остался со своим проклятием один на один. – Мансаку сунул лопатку в ящик с садовым инвентарем и посмотрел в сторону Нагакумо, которая беседовала с другими жителями Айрис-Хилл. – Может, они так боятся подцепить плохую эн, что не могут спасти тех, кто выпадает из сообщества?

– Хайо-тян! Мансаку-кун! – вдруг окликнула их Нагакумо. – Идите сюда, кое-что покажу!

Собравшиеся у изгороди люди указывали вниз, между домами, на изящный белый летательный аппарат с элегантно сложенными вдоль фюзеляжа крыльями, стоящий на площади у театра Син-Кагурадза.

Нагакумо подала Хайо подзорную трубу:

– Это солнцелет Авано Укибаси, вон там. Глядите, какая красота. Как же я хочу на нем полетать!

Солнцелет похищенной наследницы? Хайо приставила окуляр к глазу:

– Что Авано там делает?

– Видимо, явилась порвать с Китидзуру. Она же его покровительница. «Укибаси Синшу» спонсирует в этом сезоне все его постановки, но, если невезение Китидзуру перекинется на компанию, это будет катастрофа. – Нагакумо цокнула языком. – Лучше как можно быстрее оборвать с ним эн, пока не пострадали ни Авано, ни семейное дело.

– Авано любит искусство син-кагура? – спросил Мансаку.

– Волноходец любит. Син-Кагурадза как раз его любимый театр. А Авано Укибаси – его любимчик среди людей. Он ее домашний бог, – восторженно сообщила Нагакумо. – Рассказывают, что она нашла его, почти забытого, еще ребенком и вырастила из него хранителя семьи Укибаси. Он был печальным мелким божком с северо-запада, и ему до конца войны не удавалось привести на Оногоро достаточное количество своих сторонников. А теперь он Бог Столпов, за ним стоит богатство семьи Укибаси, и вообще он плотно вошел в мифологию их компании, в повествование о том, почему боги выбрали именно их для обеспечения всего мира запасами синшу.

Из дверей театра вышла группа людей. Хайо прильнула к подзорной трубе. Сбитые фигуры в темных хаори стряхивали репортеров и фотографов, как росу с листвы, закрывая собой молодую женщину в серебристых одеждах.

Авано Укибаси. Такая же, как на рефлексографии в газете. Ее левый глаз, объект многочисленных домыслов, закрывала повязка в форме раковины. Она рассмеялась чьей-то реплике и повернулась, подставляя лицо солнцу.

Невероятно, но она как будто перехватила взгляд