Я – Товарищ Сталин 5 - Андрей Цуцаев

— Благодарю за цветы, господин Танака, но я устала. Выступление отнимает силы, а время уже позднее. Возможно, в другой раз.

Она повернулась, чтобы уйти, её кимоно зашуршало, и несколько лепестков сакуры, приставших к подолу, упали на пол. Танака, не теряя самообладания, добавил, понизив голос до шёпота:

— Это касается человека, который ценит ваш голос больше всех в этом зале. И судьбы многих, кто зависит от его решений.

Акико замерла, её рука, державшая букет, чуть опустилась. Она обернулась, её глаза сузились, изучая Танаку снова. В этот момент зал вокруг них словно сжался, гул голосов стал тише, а звуки сямисэна, доносившиеся из угла, где играла пожилая женщина в кимоно цвета индиго, — далёкими. Танака знал, что она поняла намёк, но её реакция была непредсказуемой. Она шагнула ближе, её голос стал едва слышным:

— Вы смелый человек, господин Танака, — прошептала она. — Или безрассудный. Вы думаете, я не знаю, кто следит за мной? Кэмпэйтай повсюду. Один неверный шаг, и я окажусь в их лапах. А вы, похоже, не боитесь?

Танака выдержал её взгляд, его голос стал твёрже, но оставался спокойным, словно он говорил о погоде:

— Я боюсь, госпожа Акико. Но не за себя. За Японию. Прочтите это. — Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенную записку, завёрнутую в шёлковый платок, и протянул ей. — Если она вам покажется пустой, сожгите её. Но я верю, что вы понимаете, о чём идёт речь.

Акико не взяла записку сразу. Её пальцы теребили край кимоно, а глаза изучали Танаку, словно она пыталась увидеть его мысли. Наконец, она взяла платок, спрятав его в рукав с быстротой, которая выдавала её опыт в подобных делах, и сказала:

— Я подумаю. Но не ждите, что я стану вашим курьером. Уходите, пока вас не заметили.

Танака поклонился, чувствуя, как пот стекает по спине, несмотря на прохладный вечерний воздух, проникавший через открытые окна. Он вернулся к стойке, заказал ещё саке и сделал вид, что наслаждается напитком, но его мысли были далеко. Акико вернулась к гейшам, её смех звенел, как колокольчики, но Танака заметил, как она бросила на него быстрый взгляд, едва заметный, но полный значения. Она была осторожна, но не отвергла его сразу. Это был маленький успех, но он знал, что Кэмпэйтай не дремлет. Один из барменов, нарочито медленно вытиравший бокалы, слишком долго смотрел в его сторону, а мужчина в углу, притворявшийся пьяным купцом, слишком часто поправлял шляпу, скрывая глаза. Танака сделал глоток саке, чувствуя, как тепло разливается по груди, но оно не могло заглушить холод страха, сжимавший его сердце.

Когда Акико ушла за кулисы, чтобы переодеться, Танака допил саке и вышел на улицу. Ночной воздух был прохладным, река Сумида блестела под луной, а лепестки сакуры падали на мостовую, устилая гравийную дорожку у чайного дома. Он закурил, выпуская дым в тёмное небо, и заметил фигуру в тени, у моста через реку. Мужчина в длинном пальто, с лицом, скрытым шляпой, стоял неподвижно, глядя на чайный дом. Танака почувствовал, как его сердце сжалось. Кэмпэйтай? Или просто случайный прохожий? Он бросил окурок в реку, и тот, коснувшись воды, оставил за собой тонкую струйку дыма. Танака направился к переулку, стараясь не оглядываться, но его инстинкты кричали об опасности.

Он свернул в узкую улочку, где фонари горели реже, а тени были гуще, отбрасывая длинные силуэты на стены домов. Шаги за спиной — лёгкие, почти неслышные — подтвердили его худшие опасения. Танака ускорил шаг, но не побежал, чтобы не выдать себя. Он знал Гинзу, как свои пять пальцев: лабиринт переулков, где можно было раствориться, если знать, куда идти. Он свернул за угол, где торговец рыбой закрывал свою лавку, складывая деревянные ящики с громким стуком. Танака прижался к влажной стене, пахнущей сыростью и мхом. Фигура в пальто прошла мимо, замедлив шаг, её голова повернулась, словно выискивая его в темноте. Танака затаил дыхание, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Когда шаги затихли, он выскользнул из укрытия и направился к реке, где ждал рикша, нанятый заранее. Он назвал адрес — конспиративную квартиру в районе Асакуса, где он мог переждать ночь.

В Асакусе Танака вошёл в маленькую комнату над лавкой, торгующей лапшой. Здесь пахло соевым соусом и слегка подгоревшим рисом. Он запер дверь, зажёг керосиновую лампу, чей тусклый свет отбрасывал дрожащие тени на стены, и сел на татами, доставая из кармана серебряный портсигар. Его пальцы дрожали, когда он зажигал спичку, и он тихо выругался, пытаясь успокоить нервы. Акико была их единственным шансом, но её осторожность могла всё разрушить. Он выпустил дым, глядя на тени, танцующие на стене. Записка, которую он передал Акико, содержала краткое изложение их доводов: данные о советских войсках в Маньчжурии, о неготовности японского флота, о риске американских санкций, которые уже душили экономику, заставляя цены на рис и уголь взлетать. Если Хирота прочтёт её, он может задуматься. Но если Акико работает на Кэмпэйтай или если записка попадёт не в те руки, их усилия окажутся напрасными, а их жизни — под угрозой.

Танака лёг на татами, не раздеваясь, и закрыл глаза, но сон не шёл. Он думал об Акико — её холодных глазах, её улыбке, которая скрывала больше, чем показывала. Он знал, что она не просто певица. Её связь с Хиротой делала её мишенью для Кэмпэйтай, но также и важным звеном в их плане. Он должен был найти способ убедить её, но как? Дарить цветы и говорить комплименты было недостаточно. Ей нужно было что-то большее — доверие, гарантии или, возможно, нечто, что заставило бы её почувствовать себя частью их борьбы. Он вспомнил её голос, её песни о любви и потере, и подумал, что, возможно, в них скрывается ключ к её душе. Может быть, она потеряла кого-то в Маньчжурии, как и многие другие, чьи жизни были перемолоты машиной войны? Может быть, её холодность — это маска, за которой скрывается боль?

На следующий день Танака вернулся в Гинзу, но не в чайный дом. Он отправился в маленький храм у реки, где, по слухам, Акико иногда молилась по утрам. Храм был старым, с покосившейся черепичной крышей и замшелыми каменными фонарями, чьи основания поросли лишайником. Танака ждал у входа, спрятавшись за деревом сакуры, чьи ветви слегка покачивались на ветру. Когда Акико появилась в простом сером