Я – Товарищ Сталин 5 - Андрей Цуцаев

замер, рука с пером дрогнула, оставив кляксу на бумаге. Он медленно поднял взгляд, скрывая бурю эмоций. Гейдрих мёртв? Это меняло всё. Гейдрих был главным охотником за предателями, человеком, чьё чутьё могло разрушить его игру. Но его смерть означала, что кто-то сделал ход, о котором Ханс не знал. Это пугало не меньше, чем гестапо.

— Кто это сделал? — спросил Ханс, стараясь говорить спокойно.

Шмидт пожал плечами, его лицо выражало смесь возбуждения и тревоги.

— Никто не знает. Гестапо роет землю. Говорят, это могли быть русские. Или кто-то из наших, кто хотел убрать Гейдриха. Врагов у него хватало.

Ханс кивнул, его мысли метались. Если это были советы, почему он, их агент, не был в курсе? Это означало, что Москва либо не доверяет ему, либо действует через другой канал. Оба варианта были плохими. Тонкий лёд под его ногами трещал.

— Канарис созывает совещание через час, — добавил Шмидт. — Хочет отчёты по всем операциям. Говорит, гестапо теперь будет дышать нам в затылок.

Ханс кивнул, не поднимая глаз. Когда Шмидт ушёл, он откинулся в кресле, чувствуя, как сердце колотится. Смерть Гейдриха была облегчением и угрозой. Гестапо, лишившись лидера, станет параноидальным, а их собеседования превратятся в охоту. Ханс знал, что должен быть осторожнее, хитрее.

Он открыл ящик стола, взглянул на потрёпанное издание «Фауста», мысленно повторив код, использованный для связи. Связаться с Москвой сейчас, под надзором гестапо, было почти невозможно. Он закрыл книгу, спрятал её, ощущая, как страх сжимает горло.

К вечеру Берлин гудел от слухов. В кафе, кабинетах, на улицах — все говорили о взрыве. Одни шептались о коммунистах, другие — о разборках в СС. Самые смелые намекали, что фюрер мог убрать амбициозного Гейдриха. Никто не знал правды.

В Абвере напряжение росло. Канарис собрал офицеров, объявив, что их работа теперь под ещё большим контролем. Ханс сидел в углу конференц-зала, избегая взглядов. Он чувствовал подозрения коллег, их страх. Гестапо начнёт копать глубже, и его жизнь висела на волоске.

На следующий день расследование набрало обороты. Гестапо допрашивало всех, кто был рядом с местом взрыва. Свидетели говорили о грузовике, появившемся из ниоткуда, о водителе, которого никто не видел. Обломки бомбы указывали на сложное устройство, возможно, иностранное. Шелленберг докладывал Гиммлеру, что следы ведут к советам, но доказательств не было.

Ханс вернулся в кабинет, перебирая отчёты, но мысли были о гестапо. Он представлял, как они входят, как их вопросы становятся всё острее. Он пытался подготовиться, но страх был сильнее. Каждый шаг, каждый документ, каждый взгляд коллег казался проверкой. Он знал, что должен продолжать, но с каждым днём это становилось тяжелее, а лёд под ногами — всё тоньше.

Глава 8

Аддис-Абеба утопала в зное и смятении. Крики торговцев на амхарском, итальянском и ломаном английском сливались с рёвом моторов грузовиков, скрипом деревянных телег, запряжённых мулами, и далёкими раскатами артиллерии, доносившимися с северных фронтов, где итальянские войска сжимали кольцо вокруг абиссинских городов — Гондара и Дессие. Запахи шафрана, жареного кофе и пыли смешивались с едкой гарью выхлопов, создавая густую, почти осязаемую атмосферу, пропитанную тревогой. Город жил в предчувствии войны, и каждый его житель — от уличного торговца до иностранного авантюриста — ощущал, как время сжимается, словно пружина перед выстрелом.

Полковник Фёдор Иванович Вяземцев пробирался через толпу рынка, одетый в потрёпанную гражданскую одежду: выцветшую льняную рубашку, запылённые брюки и потёртую шляпу, скрывавшую его лицо. Под рубашкой, прижатый к рёбрам, лежал Маузер С96, рукоять которого отполировалась от многолетнего использования. Это был его старый товарищ, молчаливый и надёжный, но сегодня оружие должно было остаться в кобуре. Задача требовала не грубой силы, а хитрости — тонкой, бесшумной, смертельной, как яд гадюки.

Новый приказ из Москвы, переданный через Павла Судоплатова, начальника иностранного отдела ОГПУ, изменил его миссию. Мюллер, оперативник Абвера, плёл паутину лжи, угрожавшую советскому влиянию в Абиссинии. Бойня в Гондаре, где нашли гильзы с советской маркировкой и автоматы ППД-34, была его работой. Задача Вяземцева была ювелирной: устранить Мюллера, добыть доказательства махинаций Абвера и сделать это так, чтобы ни один след не указал на Кремль.

Рынок был лабиринтом из лотков, заваленных грудами шафрана, перца, яркими тканями и ящиками с контрабандой — от патронов до краденых итальянских винтовок. Торговцы выкрикивали цены, женщины в цветастых платках торговались за мешки зерна, а дети сновали между ног, ловя момент, чтобы стащить фрукт или монету. Вяземцев, в своей неприметной одежде, двигался осторожно, его глаза под козырьком шляпы выхватывали каждую деталь: человек, слишком долго возившийся у прилавка с манго, его руки были неподвижны; двое в европейских костюмах, чьи взгляды были внимательнее, чем у обычных торговцев; женщина, прикрывшая лицо платком, но внимательно следившая за каждым его шагом. Он знал, что агенты Мюллера повсюду, их глаза и уши были в каждом переулке, на каждом рынке, в каждом кафе. Мюллер был осторожен, почти неуловим. Оперативник Абвера, скрывавшийся под дипломатическим прикрытием, он редко покидал свою виллу в старом квартале, окружённую высоким забором, колючей проволокой и местными наёмниками, купленными золотом. Документы ему передавали только немцы через цепочку местных посредников, что делало его целью, которую невозможно поймать. Но Вяземцев знал его слабость: Мюллер был одержим контролем, особенно над своими операциями. Он лично проверял все важные бумаги, не доверяя даже ближайшим помощникам. Именно это ОГПУ собиралось использовать.

Через агента «Гадюку» Вяземцев узнал, что Мюллер ждёт партию поддельных писем, якобы доказывающих, что советские советники готовят покушение на Хайле Селассие. Эти бумаги передавались через цепочку: абиссинский курьер доставлял их местному связному, тот — немецкому помощнику, а помощник — самому Мюллеру. Вяземцев решил перехватить этот канал, заменив документы на отравленные. Бумаги, пропитанные бесцветным ядом, разработанным в секретных лабораториях ОГПУ, убивали при контакте с кожей, не оставляя следов. Яд был медленным: первые симптомы — головокружение, слабость, учащённое сердцебиение — проявлялись через час, а смерть наступала вскоре после этого, имитируя сердечный приступ или внезапную болезнь. Абиссинский курьер, местный связной, немецкий помощник и сам Мюллер — все должны были умереть, а улики Абвера оказаться в руках Вяземцева через его сеть информаторов. План был рискованным: если хоть одно звено цепочки заподозрит неладное, Мюллер ускользнёт, а советское влияние в Абиссинии рухнет.

Солнце клонилось к закату, окрашивая Аддис-Абебу в багровые тона, будто предвещая кровь. Небо над городом было тяжёлым, сгущались облака, обещающие редкий для этого времени года дождь. Вяземцев вошёл в маленькое кафе