Я – Товарищ Сталин 5 - Андрей Цуцаев

плавно тронулся, скользя по улицам Токио. Кэндзи устроился на пассажирском сиденье, чувствуя, как его сердце бьётся в ритме двигателя. Салон пах кожей и табаком, а за окном мелькали огни Гиндзы — неоновые вывески, фонари, силуэты прохожих, спешащих домой под зонтами или в соломенных шляпах. Кэндзи пытался понять, что нужно Сато. Если Кэмпэйтай знает о его связи с Москвой, эта поездка закончится в камере, а может, и хуже. Но если Сато хочет использовать его как журналиста, это шанс — опасный, но шанс. Он сжал ручку портфеля, чтобы успокоить дрожь в руках, и посмотрел на Сато, чьё лицо в тусклом свете приборной панели казалось высеченным из камня.

— Куда мы едем? — спросил Кэндзи, стараясь, чтобы голос звучал небрежно, хотя пальцы нервно теребили край пиджака.

— В одно тихое место, — ответил Сато, не отрывая глаз от дороги. Его голос был ровным, но в нём чувствовалась стальная твёрдость. — Ресторан на окраине. Там можно говорить без лишних ушей.

Кэндзи кивнул, но внутри всё сжалось. Он знал, что «тихие места» Кэмпэйтай часто оказываются ловушками. Машина ехала около получаса, миновав шумные улицы Гиндзы, где толпы людей ещё гуляли под сакурой, и Асакусы, где фонари чайных отбрасывали тёплый свет на узкие переулки. Они въехали в район, где дома были ниже, а улицы тише, почти пустынные. Фонари здесь горели реже, и тени казались гуще, будто скрывали что-то зловещее. Наконец, автомобиль остановился у небольшого ресторана с вывеской, на которой каллиграфическими иероглифами было написано «Синий лотос». Изнутри доносились приглушённые голоса, звон глиняных чашек и запах жареного мяса, смешанный с ароматом соевого соуса и мисо.

Сато вышел первым, жестом пригласив Кэндзи следовать за ним. Внутри ресторан был скромным: несколько низких столов, бумажные фонари, отбрасывающие мягкий свет, и пара посетителей у дальней стены. Один, мужчина в потёртом кимоно, пил сакэ, уставившись в пустоту, другой, в мятом костюме, что-то бормотал своему спутнику, размахивая палочками для еды. Хозяин, пожилой мужчина в тёмно-синем кимоно с выцветшими рукавами, поклонился Сато, словно знал его, и указал на отдельную комнату, отгороженную потрёпанными сёдзи. Кэндзи вошёл следом, чувствуя, как сердце бьётся быстрее, а шифровальная книжка в кармане словно жжёт кожу.

Они сели за низкий стол, на котором уже стояли чайник с зелёным чаем, две чашки, тарелка с маринованным имбирём, миска с жареным тофу и несколько ломтиков жареного угря, от которых шёл ароматный пар. Сато снял шляпу, открыв коротко стриженные волосы с проседью, и закурил новую сигарету. Его движения были неторопливыми, почти ленивыми, но глаза внимательно следили за Кэндзи, будто выискивая малейший намёк на слабость. Дым от сигареты завис в воздухе, смешиваясь с запахом чая и еды, создавая удушливую атмосферу.

— Итак, Ямада-сан, — начал Сато, наливая чай в обе чашки. Его голос был спокойным, но в нём чувствовалась стальная твёрдость, как у человека, привыкшего отдавать приказы. — Вы наверняка слышали о неспокойной обстановке в генеральском кругу. После мятежа 26 февраля армия на взводе. Молодые офицеры жаждут действия, старые генералы — власти. Но есть те, кто замышляет кое-что посерьёзнее.

Кэндзи сделал глоток чая, чтобы скрыть напряжение. Горьковатый вкус обжёг горло, но помог собраться. Мятеж 26 февраля, когда группа молодых офицеров попыталась захватить власть, потряс Токио. Их казнили, но волнения в армии не утихли. Раскол между милитаристами и теми, кто выступал за осторожность, становился всё очевиднее. Кэндзи кивнул, притворяясь заинтересованным, но не слишком, чтобы не выдать своего волнения.

— Слухи ходят, — сказал он осторожно, ставя чашку на стол. — Но я пишу о ценах на рис и фестивалях. Политика — не моя тема.

Сато усмехнулся, выпуская дым, который медленно поднялся к потолку, растворяясь в тусклом свете фонаря.

— Не лгите, Ямада-сан. Вы любопытны, как кошка. Журналисты вроде вас всегда лезут туда, где пахнет тайнами, — сказал он, сделав паузу и наблюдая за реакцией Кэндзи. — Не бойтесь, я не собираюсь вас арестовывать. Пока. Но мне нужна ваша помощь.

Кэндзи почувствовал, как кровь стучит в висках. Сато не упомянул конкретных связей, но его слова были слишком точными, словно он знал больше, чем говорил. Это могло быть блефом, но Кэмпэйтай редко блефует. Кэндзи заставил себя улыбнуться, хотя уголки губ дрожали.

— Помощь? — переспросил он, стараясь звучать небрежно. — Я всего лишь журналист. Пишу о том, что вижу. Что вы хотите?

Сато наклонился ближе, его голос стал тише, но твёрже.

— В генеральском кругу зреет заговор, Ямада-сан. Не такой, как в феврале, с криками и саблями. Эти тише, умнее. Группа офицеров, некоторые близки к Хироте, хочет остановить планы войны. Они трусы, Ямада-сан. Считают, что Япония должна сидеть тихо, торговать, кланяться Западу. Но я верю в силу армии. Война с Китаем, с русскими — это наш путь к величию. И я хочу, чтобы вы помогли это показать.

Кэндзи замер, чашка в его руке дрогнула. Это было противоположно его миссии. Сато не против войны — он её сторонник, фанатик, чьи глаза горели убеждённостью, почти маниакальной. Но зачем Кэмпэйтай раскрывать заговор? И почему через газету? Это пахло ловушкой, но Кэндзи не мог понять, в чём она заключается. Его миссия была ясна: найти генералов, выступающих за мир, добыть их имена и планы, чтобы передать в Москву. Сато же хотел, чтобы он разоблачил этих людей как предателей.

— Заговор? — переспросил Кэндзи, стараясь звучать удивлённо, чтобы выиграть время. — И вы хотите, чтобы я написал об этом? Без имён? Это опасно, Сато-сан, и для меня, и для газеты.

Сато кивнул, словно ожидал этого вопроса, и затянулся сигаретой, выпуская дым в сторону.

— Именно поэтому я пришёл к вам. Вы умеете писать так, чтобы не называть имён, но чтобы все поняли. Напишите статью. Намекните, что в армии есть раскол, что некоторые офицеры хотят предать Японию, остановить её движение к славе. Пусть люди увидят, кто настоящие патриоты, а кто — слабые духом, — сказал он, и его голос стал почти торжественным, как у проповедника. — Пусть Тодзио и Араки знают, что народ с ними. Пусть знают, что Япония жаждет войны.

Кэндзи смотрел на Сато, пытаясь разгадать его игру. Кэмпэйтай не просит журналистов писать статьи. Они арестовывают, допрашивают, заставляют исчезать. Но Сато говорил с убеждённостью, почти с фанатизмом, который пугал больше, чем угрозы. Его слова о войне, о величии Японии звучали как манифест, и Кэндзи понял, что Сато