Я – Товарищ Сталин 5 - Андрей Цуцаев

имя заставляло дрожать всю Европу! И теперь он мёртв, взорван, как уличный бродяга, в центре нашей столицы! В центре Берлина, где каждый ваш шаг должен быть под контролем! Мир смотрит на нас, господа! Британцы, американцы, большевики — они смеются! Они видят Рейх, который не может защитить своих лидеров! Они видят слабость, и это ваша вина!

Он вскочил, стул с визгом отъехал назад, и начал ходить вдоль стола, заложив руки за спину. Его шаги были резкими, почти судорожными, а слова метались по залу.

— Я требую ответов! Кто это сделал? Кто посмел бросить вызов мне, фюреру, в моём собственном городе? Кто осмелился плюнуть в лицо Третьему Рейху?

Гиммлер откашлялся, его голос был тихим, но твёрдым, несмотря на дрожь в пальцах.

— Мой фюрер, — начал он, тщательно подбирая слова, — расследование продвигается с максимальной скоростью. Мы установили, что взрывчатка, использованная в атаке, была советского производства — тротил военного образца, вероятно, из арсеналов ОГПУ. Детонаторы сложные, с часовым механизмом, что указывает на работу профессионалов, а не любителей. Однако мы пока не можем с уверенностью подтвердить, что это дело рук агентов ОГПУ. Возможно, это ложный след, попытка сбить нас с толку.

Гитлер круто развернулся, его глаза сузились до щелей, голос понизился до угрожающего шёпота, который был страшнее крика.

— Не можете с уверенностью? — прошипел он, наклоняясь к Гиммлеру так близко, что тот невольно отшатнулся. — Вы, Гиммлер, который кичится тем, что слышит каждый шёпот в этом городе, читает каждую мысль в головах моих людей, не можете сказать, кто убил моего лучшего человека? Вы смеете говорить мне о вероятностях, о ложных следах?

Он выпрямился, его лицо исказилось от ярости.

— Мне не нужны ваши теории! Мне нужны имена! Мне нужна кровь тех, кто посмел это сделать! Это был не несчастный случай, это было объявление войны против меня, против Рейха!

Гиммлер поправил очки, его пальцы слегка дрожали, но он заставил себя продолжить.

— Мой фюрер, мы допрашиваем всех, кто мог быть связан с этим делом. Свидетели на месте взрыва говорят о грузовике, который появился за полчаса до атаки. Один из них, торговец газетами, заметил человека в тёмном пальто, который вышел из грузовика и исчез в переулке. Мы проверяем все возможные зацепки, изучаем происхождение грузовика, допрашиваем всех, кто имел доступ к маршруту обергруппенфюрера Гейдриха. Мои люди работают день и ночь, чтобы найти виновных.

Гитлер фыркнул, его презрение было почти осязаемым.

— День и ночь? И что у вас есть? Ничего! Пустые слова! Вы думаете, я поверю, что СС, которые хвалятся своей непревзойдённой эффективностью, не могут найти одного человека, который подложил бомбу? Это позор, Гиммлер! Позор для вас и для всей вашей организации!

Он ткнул пальцем в Гиммлера, его голос поднялся до крика.

— Вы обещали мне безопасность! Вы обещали мне контроль! А теперь один из моих лучших людей мёртв, и вы не можете даже сказать, кто это сделал! Как я должен доверять вам после этого?

Геринг, почувствовав возможность отвлечь гнев фюрера, наклонился вперёд, его голос был маслянистым, почти подобострастным.

— Мой фюрер, позвольте мне предложить помощь. Люфтваффе готовы поддержать СС в этом деле. Если это иностранные агенты, мы можем усилить давление через дипломатические каналы, направить наших шпионов за границу, даже нанести удар, если потребуется. Мы не можем позволить врагам думать, что они могут безнаказанно атаковать нас в сердце Рейха.

Гитлер резко повернулся к нему, его глаза пылали.

— Молчите, Геринг! — рявкнул он, его голос разрезал воздух. — Это не война в небе, это война на наших собственных улицах! Вы все провалились, и вы смеете предлагать мне свои услуги?

Он ткнул пальцем в Геринга, затем обвёл взглядом всех собравшихся.

— Вы думаете, я не вижу, как вы перекладываете вину друг на друга? Вы думаете, я слеп? Я вижу вашу слабость, вашу некомпетентность! Вы все подвели меня, и я не потерплю этого!

Его взгляд остановился на Канарисе, который до этого момента молчал, сидя неподвижно, словно вырезанный из мрамора.

— А вы, Канарис, — прорычал Гитлер, его голос был полон яда, — что скажете вы? Ваш Абвер, с его хвалёной сетью шпионов, с его агентами по всему миру, где ваши результаты? Или вы тоже будете сидеть и молчать, пока враги разгуливают по Берлину, убивая моих людей?

Канарис медленно поднял взгляд, его глаза были холодными, как лёд, но в них мелькала искра осторожности.

— Мой фюрер, — начал он, его голос был ровным, почти монотонным, но каждое слово было тщательно взвешено, — Абвер делает всё возможное, чтобы помочь СД в этом расследовании. Мы проверяем наши контакты за границей, особенно в Москве, где у нас есть агенты, следящие за деятельностью ОГПУ. Если это работа Советов, мы найдём их след, но это займёт время. Атака была слишком точной, слишком дерзкой, чтобы быть делом рук одиночки. Я должен согласиться с рейхсфюрером: возможно, это не только иностранные агенты, но и утечка внутри наших собственных структур. Возможно, кто-то из наших кругов знал маршрут Гейдриха и передал эту информацию.

Гитлер замер, его лицо исказилось от ярости, глаза вспыхнули, как у хищника, почуявшего добычу.

— Предательство? — прошипел он, шагнув к Канарису так близко, что тот почувствовал его горячее дыхание. — Вы смеете говорить о предательстве в моём присутствии? Вы обвиняете моих людей?

Его голос понизился до угрожающего шёпота, от которого у всех по спине пробежал холод.

— Гейдрих предупреждал меня о вас, Канарис. Он говорил, что вы слишком независимы, что ваш Абвер — это тёмная лошадка, которая действует за моей спиной. Может, это ваш провал? Или, хуже того, ваш замысел? Может, это вы позволили врагу подобраться к Гейдриху?

Канарис не дрогнул, хотя в комнате повисла мёртвая тишина, такая тяжёлая, что, казалось, она могла раздавить всех присутствующих. Его глаза встретили взгляд Гитлера, и он ответил с ледяным спокойствием, которое скрывало бурю внутри.

— Мой фюрер, моя лояльность Рейху и вам не подлежит сомнению. Если обергруппенфюрер Гейдрих подозревал меня, он не поделился этим со мной, и я не знаю, на чём основывались его слова. Абвер работает день и ночь, чтобы найти виновных, и я лично прослежу, чтобы ни один след не остался непроверенным. Мы не подведём вас.

Гитлер смотрел на него несколько долгих секунд, словно пытаясь проникнуть в его мысли. Затем он отвернулся, его гнев снова