Тактик 8 - Тимофей Кулабухов

Эрик видел всё это на моем лице. Он видел мою растерянность, мой гнев, мое бессилие. И эта хитрая морда наслаждалась своей победой.

Но я не был бы Росом Голицыным, если бы сдался так просто. Он со мной играет в шахматы, а я пропишу ему в бубен.

Ярость, бессилие и ледяной ужас за судьбу моих людей смешались в один тугой комок где-то в груди.

Эрик не блефовал. То есть в целом он был способен на обман, манипуляции, блеф, подтасовку, но сейчас он без сомнения был готов пойти до конца, и выражение его лица не оставляло в этом никаких сомнений.

Он загнал меня в угол, как зверя, и теперь ждал, когда я, сломленный, приму его условия.

Но ярость — это тоже ресурс. Если направить её в правильное русло.

Я заставил себя успокоиться. Дыхание, которое сбилось при виде замороженного Фомира, снова стало ровным. Я расправил плечи и посмотрел Эрику прямо в глаза, встречая его холодный, расчётливый взгляд своим собственным, не менее холодным.

— Ты молоток, Эрик, — сказал я ровным тоном, в котором не было ни страха, ни гнева. Только констатация факта. — Хорошая операция. Чистая работа. В стиле MI-6. Но есть одно такое «но», которое слегонца переворачивает ситуацию.

Намёк на наше общее прошлое заставил его чуть напрячься. Это была территория, на которую он, очевидно, заходить не хотел.

— Но ты кое-что упустил, — продолжил я, делая шаг вперёд, сокращая дистанцию до минимума. Теперь нас разделял всего метр. Я мог бы дотянуться до него рукой. И это чувствовали его телохранители в синих мантиях. Я ощущал, как их сила концентрируется, готовая ударить в любую секунду, а также великое сомнение, подействует ли их магия.

— И об этом «но», особенном факте, нам нужно поговорить, — сказал я тихо, так, чтобы слышал только он. — Один на один. Без твоих цепных псов и моих замороженных солдат.

Он нахмурился, пытаясь понять, к чему я клоню.

— Нам не о чем говорить, Рос. Условия предельно ясны. Твоя явка в обмен на их жизни.

— Нет, потому что ты не всё знаешь.

— Всё!

— Нет, не всё, — стоял на своём я. — Рискни не провести полный анализ и увидишь, как мир катится в выгребную яму, брызгая в тебя своим неаппетитным содержимым.

— У тебя ужасные аллегории, Рос. Национальное?

Я позволил себе лёгкую, хищную улыбку:

— Нам есть о чём поговорить. Есть и вторая причина, почему ты не исполнишь этот приказ. Причина, о которой не знает даже твоя всемогущая служба и старина магистр Тарольд. И если ты не выслушаешь меня сейчас, то последствия не понравятся никому. Ни мне, ни тебе, ни надменному королю Назиру.

И снова я не блефовал. Особенности сегодняшнего дня, снятие информации слой за слоем без блефа. Я рассчитывал, что мои слои переиграют его.

В его глазах я увидел то, на что рассчитывал — зерно сомнения. Он был аналитиком. А аналитик всегда рассматривает все переменные, а не прут напролом, а само по себе мышление для них важнее действия.

Был ли я аналитиком?

Не знаю. Но я только что бросил на стол карту, которую надо было перевернуть прежде, чем понять.

Он некоторое время колебался. Я видел это по тому, как он чуть закусил губу. С одной стороны, у него был приказ и чёткий план. С другой — моё заявление, которое могло быть как отчаянным блефом, так и правдой, способной разрушить всю его операцию. А с третьей… Он был уверен, что контролирует ситуацию.

— Хорошо, — наконец, произнес он, принимая решение. — Пять минут в одном из кабинетов

Я кивнул на свой личный кабинет, откуда была дверь в зал Совета.

Я посмотрел на ледяную статую Фомира. Времени у меня было мало. Пять минут, чтобы найти выход из безвыходной ситуации. Пять минут, чтобы спасти своих людей и себя.

Мой кабинет завален документами, из которых я не все и не всегда успевал прочесть.

Ирония, но когда Цезарь зашёл в зал Сената, конкретно там, где его убили, у него в руках была пачка документов, которые он не успел ещё прочесть. Пятым из них было донесение информаторов о покушении Брута и компании.

То есть, если бы он успел прочесть…

Но история не имеет сослагательного наклонения.

Дверь закрылась с глухим стуком, и этот звук показался мне окончательным и бесповоротным, словно удар молотка судьи. Мы остались одни. Тишина здесь была иной, нежели в зале — не звенящей от магии, а вязкой, давящей, полной невысказанных угроз.

Эрик не стал садиться.

Он остановился посреди комнаты, скрестив руки на груди, точная копия моей недавней позы. Его лицо казалось высеченным из камня, лишённым всяких эмоций.

Он ждал. Ждал моего «секретного козыря», либо вскрытия отчаянного блефа. Он дал мне пять минут, но я видел по его глазам, что он не верит ни единому моему слову, поскольку был уверен, что держит в руках все карты.

— Время пошло, Рос, — его голос был сухим и безжизненным. — Удиви меня.

Я не ответил. Вместо этого я подошёл к массивному письменному столу в центре кабинета. Не обращая внимания на бардак, смахнул бумаги на пол. Громкий шорох заставил Эрика вздрогнуть. Затем, из внутреннего кармана своего костюма-дублета, я достал три туго скрученных свитка, перевязанных простой бечёвкой.

Я небрежно бросил их на очищенную поверхность стола. Они глухо стукнулись о тёмное дерево.

Эрик пару секунд смотрел на меня, потом на документы.

Это были документы, данные мне Альдом Дершем, Первым советником и Главой торговой гильдии Порт-Арми.

Информация, за которую он заплатил немалые деньги, и которая, как я чувствовал, повлияет на ход истории.

Эрик смерил свитки презрительным взглядом, затем перевёл его на меня. В его глазах читалось откровенное разочарование:

— Документы? Рос, ты серьёзно? Ты думаешь, какие-то бумажки могут отменить приказ короля?

— А ты почитай, — я кивнул на свитки. — Зачем разговоры?

Он колебался секунду, но его врождённое любопытство и профессиональная привычка взяли верх. Он подошёл к столу, брезгливо взял один из свитков и развернул его.

Свет, падавший из окна, выхватил из полумрака его лицо, и я увидел, как оно меняется.

Сначала на нём отразилось недоумение. Затем — концентрация, когда он вчитывался в плотный, убористый текст. И, наконец, на его лице проступила тень тревоги. Он быстро развернул второй свиток, пробежал его глазами, затем третий. По мере чтения его челюсти сжимались всё сильнее,