Солдат трех императоров - Виктор Сергеевич Мишин

камнепад. Позже, когда всех нас выпотрошили, отобрав буквально все, в живых осталось только пятеро солдат. Раненых персы брать не стали, добили тут же, не раздумывая, а меня, уцелевшего прапорщика Лентовского и троих солдат потащили к себе. Как оказалось, весь отряд, точнее даже войско противника, пошел утром дальше, преграды в виде нашего куцего заслончика больше не было, а нас пятерых передали шестерым немолодым персам и, связав веревками руки, направили куда-то в противоположную сторону. Интересно, в Эривань потащат? Вообще-то, до нее далеко. Кажется, насколько слышал, наши очень скоро дойдут до этой крепости и начнут осаду, не помню из истории, удачную или нет, но то, что бои тут будут очень жесткие, факт. Откуда взялось это войско, разбившее нас в хлам, непонятно, мы ведь тоже двигались куда-то в том же направлении, в смысле в сторону пресловутой крепости. Расхреначили нас просто как катком прошли, да и пошли себе дальше, это они так и до Гянджи дойдут, войско-то собрали немалое, а наших на пути не так чтобы много, немногочисленные заставы и пара фортов, скорее похожих на слегка укрепленные аулы, гарнизоны там скудные, беда будет. Да и противник впечатляет, это не местные татары, которых здесь как грязи, это уже персы, а значит, пришло все же подкрепление к эриванскому хану.

Я особо вообще не вникал в обстановку, кто здесь рулит, что происходит, я, блин, в императорской армии образца начала девятнадцатого века, здесь вообще не принято рядовым рот открывать, а уж задавать вопросы… Ведут куда-то, стреляем, опять идем, пушки чистим, опять стреляем и все по новой. В рукопашной-то я, специалист по холодному оружию, до сих пор и не участвовал. Да и немудрено, меня ж в артиллерию запихнули, там сабля скорее помеха, чем подспорье. Ладно хоть и здесь, как в Архангелогородском полку, удалось отстоять свои шашки, но потрудиться пришлось изрядно, бить не били, но бачковым я пробыл долго.

– Как думаешь, Вась, куды нас теперь? – осторожно шепнул мне рядовой Васильчиков, надо же, он тоже выжил во время камнепада. Для меня это вдвойне хорошо, Олег как бы не единственный, с кем я тут подружился. Я ж бука по жизни, одиночка, полагаюсь лишь на себя. Остальные попавшие в плен куда-то пропали.

– А пес их знает, братишка, куда-то тащат, ясно одно, что не убивать, по крайней мере я так думаю. Хотели бы шлепнуть, сделали бы это сразу, в горячке боя, теперь уже вряд ли. Скорее всего, в рабы нас определят, будем пахать на персов, пока не сдохнем.

– Его благородие как-то уж совсем сомлел, бредет, на вопросы не отвечает, глядит себе под ноги и головой трясет…

– Может, его оглушило, – поглядел я чуть внимательнее на нашего командира, – или куда серьезнее ранило?

– Да мы сейчас все в кровище, разве по одежке поймешь чего? – растерянно произнес Олег. – А ты и правда счастливчик, Вась…

Чего? Вот это накрыло парня. Это я-то? С веревками на руках и бредущий в неизвестном направлении, ведомый вражескими солдатами, – счастливчик?

– Тебе чего, Олег, по голове тяжелым чем-то прилетело? Нашел счастливчика! – грустно и грубо буркнул я.

– Конечно, счастливчик. Я как шум услыхал, почему-то сразу в твою сторону прыгнул, и ведь не прогадал! Со мной рядом наш унтер был, его в кашу… Огромный валун прямо на него упал, так и вижу, как ноги из-под камня торчат и подергиваются… Бр-р-р.

Кажется, я даже почувствовал, как трясет Олега, еще бы, ужасная смерть.

Васильчиков хотел еще что-то сказать или спросить, но видимо, персы нас услышали, и один из них, притормозив коня, ударил нагайкой, целясь явно в меня, в такую мишень, как я, трудно не попасть. Как смог спрятал голову, вжав ее в плечи, прилетело куда-то в район лопатки. Больно, блин, на конце явно какой-то грузик вплетен, удар вроде не шибко сильный, а болючий, жуть. Я передернулся, морщась от внезапной и достаточно острой боли, а вражина осклабился и что-то еще проговорил на своем поганом языке.

– Больно? – сочувственно шепнул Олег.

– Есть такое, давай лучше помолчим, а то так и не дойдем, нам силы нужны, поберечься надо, – заключил я.

Шли долго, ноги просто ужас как гудели. Уж насколько я привычен к пешим прогулкам и даже походам, но и для меня это было серьезным испытанием. Командир наш и вовсе сомлел, и чтобы его не били, пришлось подхватить и помочь ему идти. Кажется, для нашего прапорщика плен был таким ударом судьбы, что он полностью утратил волю. Плохо это, нельзя расслабляться и хоронить себя заранее, еще повоюем.

Долбаные камни, несмотря на наши грубые, толстенные сапоги, кажется, ноги уже сбиты вусмерть. Ха, вспомнил, как получал такие в первый раз, еще пацаном в Архангельском полку. Они прямые, в смысле нет различия между правым и левым, так каптенармус и сказал, как сейчас помню:

– Ничего, помочи слегка и начинай носить, сами по ноге сядут!

И сели ведь, только до того момента, как мне перестало хотеться их выкинуть, я сто раз ноги от кровавых мозолей лечил. Форма в нынешней армии еще та, одни букли чего стоят! Столько не нужного и даже откровенно вредного в одежке, хоть стой, хоть падай.

– Эй, неверные, будете вести себя хорошо, будете кушать, станете буянить, помрете с голоду! – на неплохом русском языке до нашей троицы довели правила поведения в плену. Без тычков и затрещин мы вошли в какую-то низкую хибару, сколоченную даже не знаю и из чего. Дыр много, крыша наверняка как решето, в дождь будет очень тоскливо. Сейчас, в августе, сырых дней пока мало, но уже скоро осень, а они здесь дюже противные. Тут и летом-то климат такой, что привыкнуть весьма тяжело, днем жара такая, аж пот в три ручья течет, а ночью холодно, даже шинель не спасает.

Привели нас только днем следующего дня, на ночь персы вставали на ночевку возле небольшого ручья. Персы эти, как оказалось после долгих наблюдений в процессе следования в плен, были какими-то местными, не то грузинами, не то армянами, хрен их разберешь, все на одно лицо, заросшие и одеты в хламиды какие-то. В полку так и вовсе всех местных звали татарами или горцами, это уж я почему-то их персами прозвал. Может, это и вовсе турки, но вон этот, что продекламировал нам требования, точно какой-нибудь местный кавказец, вон как чешет по-нашему, не хуже нас самих.

– Ну, что, братцы, вот, кажется, наш новый дом, на неопределенное время, что делать будем? – тихо, как мне казалось, произнес я.