Фантастика 2025-166 - Августин Ангелов

дворники ежедневно еще и добавляли роста, откидывая на их вершины широкими деревянными лопатами снег с тротуаров. Работая в три смены, убирали дворники вручную и проезжую часть, поскольку специальной снегоуборочной техники в городе еще не имелось. Да и электрические фонари уличного освещения стояли пока лишь на центральных улицах. Потому для успешной работы в темное время суток во многих местах дворники зажигали костры, возле которых они могли еще и погреться в паузах между разгребанием снега лопатами и обкалыванием льда ломами.

На Красной площади висели большие кумачовые плакаты с жирными черными буквами: «Бей троцкистов!», «Все на борьбу с мятежниками!», «Смерть врагам революции!» и подобные. Над центром города опустилась плотная облачность, создавая серую морозную мглу, отчего дневной свет первого дня февраля, который пришелся на среду, казался мрачным и безрадостным. Черные вороны сидели на кремлевских стенах и иногда нервно каркали. А понизу ветер гнал поземку. Дальние строения плохо просматривались, утопая в сплошной завесе из кружащихся снежинок.

С трибуны Мавзолея выступал Ворошилов. Перед ним колыхалось людское море из добровольцев, собранных по предприятиям города в новую дивизию ополченцев, отправляемую на фронт. Динамики, развешенные на фонарных столбах, от которых в толпу летел голос оратора, перекрывая завывания ветра, вещали невнятно. Многократно усиливая голос, несовершенные электронно-ламповые устройства делали слова нечеткими, иногда и вовсе неразборчивыми из-за интермодуляционных искажений. Но, общий смысл был ясен: пролетариат столицы готов присоединиться к Красной Армии, чтобы ответить с оружием в руках на вызов, брошенный мятежниками.

Следующим говорить должен был я. Наверное, я выглядел не слишком по-пролетарски, снова одевшись в пальто австрийского производства и в немецкую шляпу, да еще и нацепив на нос новенькие очки с круглыми стеклами в золотой оправе. Люди, одетые подобным образом, сразу же вызывали у простых советских тружеников ассоциации с буржуями. Хуже того, в любом переулке Москвы меня могли теперь принять за иностранного шпиона и диверсанта. Особенно после того, как во всех газетах были напечатаны фотографии человека, устроившего взрыв в ДК Железнодорожников.

Для антуража загримированного актера, изображающего террориста, одели в его пальто и шляпу, сфотографировав стоящим над телами погибших пионеров и Циолковского, лишившегося головы. И Ежов уже запустил свою пропагандистскую машину, сразу демонстрируя нестандартный подход и успешно играя на человеческих страстях. Одна только эта мрачная фотография, тщательно срежиссированная, профессионально выполненная и вынесенная на первые полосы, действовала на приток добровольцев, готовых биться с врагами, лучше, чем сотни обычных агиток. Видя мертвых детей и убитого ученого, над которыми возвышался безжалостный убийца, люди жаждали мести.

Когда мы взяли мерзавца на квартире вместе с итальянским резидентом, этот тип, несмотря на глубокую ночь, спать не собирался. Получив новое задание от своего шефа, переодетого женщиной, он должен был до рассвета проникнуть в правительственный гараж, чтобы на этот раз подложить бомбу с радиовзрывателем в автомобиль Рыкова. И только вмешательство наших оперативников предотвратило новый теракт. В сущности, мы взяли террориста и итальянского резидента с поличным, изъяв у них еще одно взрывное устройство, идентичное тому, которое они применили в ДК Железнодорожников.

Сразу после того, как Ежов обнародовал факты, приправив их намеками, что и без Троцкого с Эйхе при подготовке покушения не обошлось, началась массовая запись рабочих в ополчение. Возмущенный народ негодовал. По Москве прокатились стихийные погромы против сторонников Троцкого и Эйхе, а возле посольства Италии шел постоянный митинг протеста. Хотя зачинщиков погромов быстро похватали, тем не менее, несмотря на все принятые меры безопасности, нельзя было исключать, что среди яростной толпы, собравшейся на Красной площади, как и среди бойцов, стоящих в карауле вокруг нее, мог таиться какой-нибудь меткий стрелок, продавшийся троцкистам, эйхенистам или западным разведкам. Но, я не чувствовал страха. Чудом не пострадав в момент взрыва в ДК Железнодорожников, я теперь питал надежду, что или судьба, или ангелы, или космический разум, или что-то в этом роде хранят меня, возможно, потому что сами выбрали для попаданчества в 1928 год, почему-то разглядев во мне какие-то неведомые мне самому таланты, позволяющие изменить мир.

Но, как говорится, на Господа надейся, да сам не плошай! И потому оцепление из бойцов гарнизона Кремля было выставлено не только у самого Мавзолея, но и по периметру всей Красной площади, а также на прилегающих улицах. А за нашей спиной на кремлевской стене стояли пулеметы. На всякий случай. Готовые ударить по толпе, если начнется бунт. Хотя, такие меры безопасности имели и обратную сторону. Ведь любому из этих пулеметчиков нашей охраны ничего не стоило одной очередью расстрелять руководителей СССР со спины. Конечно, такого произойти не должно, поскольку пулеметчиков выбирала вместе с Ворошиловым сама Эльза, а комендант Кремля Рудольф Петерсон был отстранен от должности на время расследования покушения на Сталина, которое еще не завершилось, поскольку круг причастных оказался весьма обширен. Расследование уже выявило, что троцкисты неплохо окопались в Кремле, проникнув внутри него на самые разные должности.

Заканчивая свое выступление, Ворошилов поднял вверх правую руку, сжав кулак и явно подражая Ленину, как его изображали художники и скульпторы, произнося:

— Товарищи рабочие! Вы покинули свои цеха и добровольно пришли сюда, чтобы встать плечом к плечу в строй вместе с бойцами Красной Армии. И мы, советское правительство, обеспечим вас вооружением и всем необходимым, чтобы бить мятежную гадину! Так идите смело вперед, ради защиты завоеваний нашей революции! Нет пощады врагам! Ура!

Толпа одобрительно загудела, поддержав клич, брошенный Ворошиловым, тысячами глоток. Тут настала моя очередь подойти к большому прямоугольному микрофону на стальной подставке. Ворошилов отодвинулся, пропуская меня вперед. Я подошел вплотную к ограждению трибуны Мавзолея и поднял вверх ладонь правой руки. При моем появлении возле микрофона толпа на площади притихла, словно перед бурей. Я ловил на себе настороженные взгляды. Мой внешний вид этим плохо одетым людям явно не нравился. Общественные настроения последних дней складывались не в мою пользу. Но, зная об этом из докладов сотрудников отдела ИНФО, я заранее подготовился. И потому начал свое выступление со своеобразного стриптиза, заявив:

— Товарищи! То, что совершили враги, убившие детей и нашего великого ученого Циолковского, не может быть прощено. И сейчас, когда страны Запада ведут против нас подрывную деятельность в открытую, не стесняясь совершать чудовищные злодеяния на нашей земле и поддерживая мятежников, я прямо тут перед вами объявляю враждебными и чуждыми нам любые проявления западной моды! И торжественно клянусь, что с этого момента никогда больше не оденусь на их буржуазный манер!

С этими словами я снял и бросил в толпу сначала свою шляпу,