Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

может, приучил всех, что выглядит, как ему нравится. Чип по-прежнему худющий, хотя даже сейчас что-то жует. Кубик, как обычно, топчется за спинами друзей и застенчиво улыбается.

— Соль, Чип вон уже совершеннолетний, — с порога заявляет Еж. — У меня через месяц днюха, у Кубика тоже… скоро совсем.

Хмыкаю. Формально он прав, совершеннолетие в Государстве Российском наступает в семнадцать — и для снага это проблема, у нас-то в семнадцать только половое созревание начинается, гормоны бушуют, дружба с головой плохо складывается. Нам бы больше авалонская правовая норма подошла, там в 21 совершеннолетие.

Про Чипа я вообще подозреваю, что он с датой рождения намухлевал — на яхте работорговцев его метрики не было.

— И чего? — спрашиваю. — Вы сейчас по программе седьмого класса учитесь. Хотя бы девятилетку закончить надо, а то так и будете всю жизнь одну гайку вертеть. Даже не надейтесь, никто вас раньше чем через два года отсюда не выпустит.

Хотела сперва сказать «не волнуйтесь, не выгоним…» Но подростки покровительственного отношения не любят. Я хоть и взрослая, а тоже не люблю.

— Да мы ж не против доучиться, — Еж, как обычно, говорит за всех. — Мы вон математику без троек сдали, нах, а русский… ну почти… с двумя всего.

— С двумя тройками на троих?

— Да, я «лебедя» словил, — признается Кубик. — Но я пересдам! Ведь и первокузнец Калладан не с первой попытки создал Венец Света! Потому что великие творения не рождаются без борьбы.

Прячу улыбку. Не знаю, чем Кубик увлечен больше — эльфийским легендариумом или его преподавательницей. Разумеется, это невинная детская влюбленность — для чего-то другого ему еще рановато. Но прыщавый орочий подросток, взахлеб цитирующий эльфийские мифы — это ужасно смешно. В моем мире, помнится, такие шили плащи из занавесок и сражались деревянными мечами. Здесь, к сожалению, битвы не игрушечные, хоть ведутся и не на мечах.

— Ну пересдавай, чо… первокузнец собственного гем… хм… собственного табеля.

Прошли времена, когда я щедро раздавала этим пацанам оплеухи за плохие оценки. Для такого они теперь действительно слишком взрослые. Еж, кстати, больше уже не подросток физиологически, а значит, скоро у нас к учебным драмам добавятся любовные…

— Я не про учебу, ска, — Еж глубоко вдыхает, собираясь с духом. — Есть вещи и поважнее. Соль, мы хотим вступить в ополчение.

Подпрыгиваю из положения сидя. Скажете, невозможно? Это вы малолетних снага воспитывать не пытались.

— Чо-чо-чо? Вы с дуба рухнули, с глузда съехали, вконец берега попутали! Ну какое вам ополчение, врот⁈ Добрыни недоделанные, Глорфиндейлы малолетние, Терминаторы недорощенные! А ну заткнули фонтан красноречия и гоу в спальню, пока вас ветром истории не сдуло!

Если честно, ни на кого мой страстный монолог впечатления не произвел.

— В ополчение семнадцатилетних принимают, — Еж упрямо выдвигает вперед подбородок.

— Но не в Поронайске! Только не в мою смену.

Это правда — я всех добровольцев проверяю. А вот у Дайсоновых бойцов документы не спрашиваю — не моя епархия.

— Но хорошо, что вы задекларировали намерение, — немного успокаиваюсь. — Покажу всем командирам ваши портреты и скажу, если кто-то похожий нарисуется, гнать поганой метлой! Все, валите к себе!

Еж аж трясется от ярости:

— Ты что, совсем не понимаешь, врот? Тупая, ска?

Чего я не понимаю?

— У меня же мама осталась там… в рабстве, — тихо говорит Чип. — И сестренки. И… девчонка еще одна. И пацаны мои. Их могли сюда уже привезти!

— Ох, Чип…— Обнять бы его сейчас, но подростки не любят телячьи нежности. — Чип, мы правда делаем все, что можем. Только в последний раз наших вытащили под сотню. И будем еще вытаскивать, никого не бросим. Ты среди освобожденных искал? И списки имен, я завтра еще получу новые из Васильевска…

— Везде искал, — хмурится Чип.

— Вот как мы сделаем. Давайте вы волонтерами пойдете к освобожденным. Там некоторые еле ходят, многие нуждаются в помощи…

— Да не хотим мы сопли им вытирать! — вскидывается Еж. — Мы воевать хотим!

— Воевать вы не будете.

— Почему, ска⁈

— Потому что я так решила.

И тут обычно спокойный, уравновешенный даже по снажьим меркам Чип взрывается:

— Да кто ты такая, ска, чтобы за нас решать! Ты нам никто, поняла⁈

Он убегает. Еж несется за ним. Кубик виновато оглядывается на меня, но тоже уходит.

Хуже снага могут быть только подростки-снага…

Глава 5

Макар. Жарковато сегодня

Сегодня — жаркий денек. Теплицу калит, врубил вентиляторы, продуваю.

С коллегой Каэльфиароном вчера мы расстались плохо. Назвал меня ретроградом, фанатиком и мракобесом — не ожидал, мол, такого. Я ответно не нахамил, удержался. Но и задерживать гостя не стал, наоборот, намекнул потолще, что пора валить. И что второй раз намекать не буду. Мой маяк — мои правила!

Под конец видно было: эльф уже сообразил, в чем дело, и жгло его очень спросить, что такого случилось там, в нашей лаборатории, что я тут, на маяке, оказался. И, так сказать, пересмотрел свои научные взгляды. Только вот загодя справок он не навел, сразу у меня не спросил — а вместо этого стал как тетерев токовать про свои прорывные опыты. А потом уже поздно спрашивать, когда тебя хозяин шлет на хрен, даже если вежливо.

…Прорыва он достиг, врот! Я и Сеня этот этап прошли уже.

Три с половиной… да. Почти четыре года назад. Когда Каэльфиарон «гипотезу» эту свою только из букв складывал. Ну, если я правильно помню события той невидимой гонки.

А я помню. Я помню всё хорошо.

Увы.

Не всякое, что «прорыв», полезно. Канашку вон тоже рвет.

Очаг, что мы с Сеней ковыряли под Белозерском, был меньше местного под заливом. И вообще шел по основной классификации как «Лямбда-6», условно безопасный. Однако по Бруцеховскому это было «уплотнение».

Когда «на мышах» мы добились, чего можно было добиться (а группа того же Кея дышала в спину, как мы тогда полагали) — настала пора решать, кто пойдет «в контакт».

Спички мы с Сеней потянули уже давно: номером первым был я, он — запасным.

В день, когда белозерское уплотнение коснулось разума Сени, я — простыл.

Врачи, которых придали тогда нашей лабе, постановили перебздеть. В контакт пошел номер второй. Так нелепо — учитывая всё, что было потом — ориентироваться на наличие