Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

поженились — хотя мы даже помолвку официально не объявили, но это был, в общем-то, вопрос времени. Так я унаследовала не только имущество, но и город со всеми его проблемами… И варианта отказаться от наследства нет — Генрих ведь умер, чтобы я жила.

Я ломала голову одно время — почему Генрих передал власть неопытной девчонке, а не такому же военному вождю, каким был сам. Потом догадалась спросить шамана… Оказывается, если при живом военном вожде инициируется новый, они со старым сходятся в поединке, причем обязательно до смерти одного из них. Так и только так это работает. Мы можем быть сколько угодно просвещенными и современными, но орочьи механики власти — они архаичны. Впрочем, женщина погибшего вождя как местоблюститель в них вполне вписывается — поэтому местные мою власть и приняли.

А вот самой стать военным вождем мне, по счастью, не светит — им, как я выяснила, может быть только мужчина, причем сильный во всех смыслах: физически, духовно, интеллектуально и, как бы это сказать, в сугубо мужском отношении. Это не значит, что он обязан трахать все, что движется — по крайней мере Генрих этого не делал. Но он должен быть абсолютно на это способен, снага своим звериным чутьем очень четко такие вещи считывают.

Быть может, однажды молодой вождь все же появится, и я смогу передать ему дела… на самом-то деле, не смогу не передать. Надеюсь, мне не придется вступать с новым вождем в бой или становиться его женщиной, или еще какую-то дичь вытворять. Но пока деваться некуда — все это хозяйство на мне.

На крыльце Дома едва не спотыкаюсь о сидящего на ступеньках Мотю. Галадрим принципиально не пользуется телефоном и Сетью — а может, в его мире ничего подобного вообще не существует. Он просто чувствует, где и когда я окажусь. Крипово, хотя и удобно.

— Пришло время осмотреть твои раны, — Мотя, как всегда, безмятежно улыбается.

Вяло отмахиваюсь:

— Да ну, какие раны, так, царапины… Все уже зажило, не стоит беспокоиться.

— Не спорь с врачом, Liri!

— Ты же даже не настоящий врач!

— Не настоящий, — покладисто соглашается Мотя. — Но ты же не обратишься к настоящему… Я вполне способен подобрать и нанести мазь. А если воспаление все же разовьется, отправить тебя в настоящую больницу. Знаешь сколько великих полководцев умерло из-за пренебрежительного отношения к царапинам?

— Мне это не грозит, я не очень-то великий полководец… Но да, ты прав, идем ко мне.

Царапины от Морготовой колючки глубокие, некоторые до сих пор ноют и нехорошо чешутся. Мазь действительно не помешает. Но чертовски неловко это все — и нет, не раздеваться при эльфе неловко, он без проблем разделяет медицинскую ситуацию и все прочее. Проблема в том, что тут вообще есть это «все прочее».

Каждая девушка, даже орчанка, в глубине души мечтает, чтобы кто-то испытал к ней неразделенную любовь; но ровно до того момента, пока это не происходит на самом деле. Потому что в реальности тут нет ничего романтического, а есть только бесконечное чувство вины из-за того, что кому-то причиняет боль сам факт твоего существования. Причем свернуть общение с Мотей — не вариант: он и как учитель музыки бесценен, а теперь ополчение не может позволить себе разбрасываться магами жизни. Я так и не поняла, первая у Моти ступень или вторая — кажется, у эльфов все это вообще не так механистично, как у людей. Он не целитель, но даже самых тяжелых раненых стабилизирует, и их удается довезти до больницы. Ну и за моим здоровьем присматривает заодно — я действительно склонна на него забивать.

Мотя, правда, ничего от меня не требует. Но в каком-то плане от этого еще хуже…

— Вот так, — он заканчивает работу. — Теперь посиди неподвижно четверть часа, пока мазь не впитается. Повторный осмотр через три дня…

— Меня не будет здесь через три дня. Штабное совещание в Васильевске.

— Тогда возьми мазь с собой. Но если возникнет покраснение или зуд усилится — к врачу немедленно. Доброй дороги, Liri.

Мотя дует на прядь, упавшую на лицо, улыбается и уходит — легкий, веселый, безмятежный. Так и не скажешь, что между нами все сложно… Мотя говорит, что это его судьба и не мои проблемы. Я вытащила из Токс, что для галадрим волшебство становится чем-то вроде наркотика, и если уж такой эльф увидел в ком-то воплощение своей стихии — это насовсем. Но я не могу с ним быть, никак — мы, орчанки, даже проститутками не становимся, потому что секс без обоюдного желания не то что как-то там морально зашкварен, а попросту физиологически невозможен. Мне нужен мужчина из моего народа. Каждый раз, выдавая мне особенный чай, Токс бурчит, что я злоупотребляю, нельзя так долго на нем сидеть. Полгода прошло со смерти Генриха… по орочьим меркам, вполне допустимый срок траура.

Собираюсь лечь спать, но не тут-то было: три пары ног топают по коридору, три задницы плюхаются на коридорный линолеум, три носа упорно сопят — никуда, мол, не уйдем. Не стучат — знают, что я прекрасно их слышу и чую. Несвятая троица — Еж, Чип и Кубик.

Вообще мне теперь, конечно, не до воспитательной работы. Кроме Дома на мне городской приют, отремонтированная после бойни снажья школа и еще одна, тоже в основном снажья. Но этого недостаточно — я создала фонд, который поддерживает все школы Сахалина, и не только материально. Мы тут успели отработать некоторые образовательные технологии, адаптированные к местным условиям. У нас преподает уже почти полсотни бывших каторжан — и мы зовем в учителя всех желающих среди тех, кто успел оступиться в жизни. Я только слежу, чтобы в эту программу не попадали те, чьи преступления связаны с насилием или с преподавательской деятельностью. В остальном… все когда-нибудь ошибаются. Сахалин — земля искупления и второго шанса, не хухры-мухры.

Так что не до отдельных подростков мне теперь. Но эти были первыми моими подопечными, вроде как особая ответственность… да и просто скучаю по этим троглодитам, что уж там. Так что натягиваю джинсы на покрытые наполовину впитавшейся мазью ноги и распахиваю дверь:

— Вы тут до утра дежурить собрались? Входите уже, нах…

Тискать их, как малышей, вроде уже неуместно — здоровенные лбы вымахали. Еж упорно красит волосы — вечный повод для уличных разборок в стиле «ты чо как попугай, ска». Однако свежих синяков не видать…