Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

бы мне было известно, где жили мамины родители, я бы побежал к ним. Но они были против брака мамы с отцом, поэтому я ни разу не видел деда и бабу, не знал, где они живут или живы вообще, не знал даже их имен.

Филипп помолчал, собираясь с мыслями. Ему было непривычно говорить так много и так долго.

— Потом, когда однажды я вышел из погреба, отец напился так, что сильно меня избил. Наверное, спутал с мамой из-за длинных волос — они очень отросли, ведь его стригла мама... У нее был такой же цвет. После этого я скрылся во дворе, привык заново к солнцу и воздуху. Ждал, пока отец пойдет в трактир за водкой. Когда он ушел, я собрал в узел вещи, продукты, немного денег... А потом поджег дом и пошел куда глаза смотрят. Дом пылал, а я чувствовал, будто освободил мир от чудовища, поглотившего жизнь мамы. Я еще долго видел пожар на горизонте, когда изредка оборачивался, проверяя, не бежит ли за мной разъяренный отец. В степи пожара всегда хорошо видно, черный столб подпирает небо... Надеюсь, этот дом сгорел до румыща. Я никогда не возвращался в родную деревню и не знаю, что произошло после моего исчезновения. И не желаю знать.

Филипп провел ладонью по скобам на чересе.

— Я несколько месяцев путешествовал по степным дорогам. Где-то подкармливали, где-то гнали, пока характерник, расспросив меня о жизни, не решил взять в джуры. Я согласился. С первой скобой я пообещал себе, что никогда не проеду мимо обиды. А потом повторил клятву со второй скобой. И с третьей... Не миновать. Не закрою глаза. Пусть я ошибусь... Но совесть моя будет чиста.

Северин смотрел на брата Варгана, будто впервые его увидел. Ярема и Игнат смотрели так же.

— Наверное, именно это хотел услышать Павлин в тот день, когда мы встретились в Буде, — закончил рассказ степняк. – Однако я не могу рассказывать незнакомцам такое личное.

Филипп помолчал и добавил:

– Теперь я чувствую себя неловко. Я открыл посторонним людям свое прошлое и свою боль... Как будто обнажился. Вам известна моя слабость, а я не хочу, чтобы кто-нибудь знал ее. Я уже сожалею, что все это рассказал.

— Здесь ничего, — крикнул Марко, оставляя корчму, и никто не успел ответить Филиппу. - Поехали дальше! Брат Варган, подъезжай ко мне, есть разговор. Остальные – вслед за нами. Это!

Олефир тоже поломан, – думал Северин. Все мы здесь поломаны. Савка — сирота, жившая на улице; Ярема потерял отца и до сих пор не мог испечь материнской опеки; Игнат рос в семье, в которой его не любили; вот и Филипп... Решившийся за несколько минут сказать больше слов, чем за весь прошлый месяц.

Может, люди, решившие встать на волчью тропу, были проклятыми еще до нее?

Рассказ Филиппа доказал Северину, что его прошлое было не хуже прошлого других. Возможно, ему повезло гораздо больше, чем многим другим... Он посмотрел на брата Варгана с благодарностью и сочувствием.

Вишняк что-то говорил без остановки, а Филипп молчал, натянув маску до глаз, хотя дорожную пыль утром прибило мжичкой.

* * *

Теперь поиски Савки казались погоней за привидением.

Усложняли все изнуренные пожилые люди, которые хотели чувствовать себя нужными, от чего придумывали, будто видели похожего юношу несколько дней назад в соседнем ярке. Характерники, потратив почти день на фальшивый след, научились раскалывать таких лжесвидетелей мгновенно.

— Так говорите, его конь был белый, да?

— Да, сынок, белая, как штукатурка на хате, такая же белая...

– И на голове у него была шапка из бобра?

— Правда, сынок, бобровая такая шапка, теплая! Хорошая шапка.

Характерники кивали, благодарили и ехали дальше.

На следующий день ватага проверила два села, после чего последовал долгий переезд. На полпути, среди подлеска, Марко приказал остановиться на передышку под местным дубом, после чего первым направился к нему. Дубовые листья занимались алыми, казалось, что они горят, и пылать так до самого ноября, пока не рассыплется серым пеплом.

Ярема обнаружил, что плохо прикрыл саквы, поэтому последний дождик хорошо прошелся по всем его вещам.

- Псекрев! И прах влажный! А чтобы ты, падло, дрестало и дристоло, — шляхетская брань изрядно окрасилась за месяц странствий в компании Гната.

Бойко расхохотался, а Северина привлек блеск на земле. Трава здесь была притоптана, неподалеку виднелось теплое кострище с остатками костей между углями — кто-то недавно останавливался на отдых. Следов было немало: не менее десяти человек с одной лошадкой, судя по глубине отпечатков подков, изрядно груженой.

Северин поднял монету, выскользнувшую из кармана предыдущего лагеря. Повезло! Ему никогда не приходилось найти хотя бы грош на ярмарке, а тут такая находка посреди дикого леса.

Монета была из чистого серебра, похожа на таляр, но больше и тоньше. На аверсе замер казак с ружьем на плече, вокруг бежали стертые иногда буквы; на реверсе стоял номинал в единицу и год — 1653. Ребро местами сточилось и утончалось. Видно, что монеты беспокоились и регулярно ее чистили.

– Что там у тебя? — крикнул Игнат.

– Нашел денежку, – ответил Северин. — По внешнему виду древняя.

— Дай-ка сюда, — Ярема взял таляр и придирчиво выучил, чуть не обнюхал. - Ич! Какая хорошая находка!

- Это какая ценная монета?

- Какая ценная монета? — возмущенно переспросил шляхтич. — Это рыцарь с самопалом, брат! А какой год, видишь? Ты нашел таляр из первой партии монет Хмельницкого!

Филипп присоединился к разговору и свистнул.

— Историки пишут, что он создал первый монетный двор прямо у себя в Субботове, — рассказывал Ярема. — А это западный таляр, перебитый на первую валюту нового государства. Представляю, как взбесился круль Польский, когда ее увидел!

— Что это? – не понял Игнат. — Они ведь не его злотые перечеканили.

- Дело не в злотых. Только суверенные, независимые правители имеют право на чеканку своих монет, и этим Богдан провозглашал создание отдельного государства, — объяснил Ярема. — Тысяча шестьсот пятьдесят третий... Этой монете почти двести лет, думаете? Она старше Ордена! Ох, братец, повезло тебе с этим таляром. Таков ныне настоящая редкость, стоит не менее тридцати дукачей.

– Сколько, пыль? – взвыл Игнат. - За это?! Тридцать, холера, дукач?

Северин подбросил и с довольным видом спрятал монету.

— Таково мое характерное счастье. Не повезло с любовью – повезет с деньгами!

– Ты отдашь