Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

— Э-э-э... Конечно, — кивнул Северин. – Хотя я не думаю, что за ней вернутся.

Он ошибался.

Через несколько минут из-за деревьев послышался шум, и на поляну завернуло полтора десятка мужчин. Все были вооружены палками и топорами, имели нашитые на свитках белые кресты, а еще двое несли немалые коррогвы с ликами Христа и Девы Марии. Последний в отряде вел старую кобылу, запряженную в небольшую телегу.

– Эй, людишки, слава Ису! — крикнули паломники.

— Навеки слава, — вежливо поздоровался Ярема.

– Вы здесь монетку не находили? — спросил один из мужчин, у которого была самая длинная борода.

Кто-то вскрикнул: божьи воины разглядели чересы с тремя скобами.

— Смотри-ка, это же характерники!

Пришельцы мгновенно нахмурились и перекрестились. Корогвоносцы вместе забубнили «Отче наш».

— Спрашиваю, не видели ли здесь монету? — повторил бородач зло.

– Не видели, – скрестил руки на груди Игнат.

— Врешь, оборотень, — зашипел вожак. – Насквозь тебя вижу! Не жжет карман ворованное серебро?

— Жарку тебе жжет, — мягко ответил Игнат.

– Я их узнал! Узнал! — заорал кто-то из божьих воинов.

Повсюду ждут неожиданные встречи, – подумал Северин. Он хотел было честно сообщить, что нашел монету и вернуть драгоценному таляру, но теперь усомнился.

— Те же ублюдки! В Киеве месяц тому назад видел! Именно этих! Они богохульством занимались, рабов Божиих грязью поливали, а потом жалко бежали, разбросав дьявольское волшебство!

— Да вы без всякого волшебства пятками накивали, — хмыкнул Ярема. — Когуты лживые.

– А тот ирод, что с косой, – послышался третий голос, такой пронзительный, что хотелось закрыть уши. — Он в Ставищах невинному мужу руку качаном покалечил!

Филипп невозмутимо снял с седла канчук и развернул, словно соглашаясь с обвинением. Божьи воины гневно затрясли палками и топорами, короговоносцы закончили «Отче наш» и затянули молитву о победе над безбожными врагами.

— Проклятые кресты!

- Сатанинские слуги! Адские ублюдки!

- Монету украли!

— Сейчас, оборотень, исповедуетесь, — бородач оценил настроение отряда и медленно достал из петли булаву. — За свои грехи чернокнижные, за все преступления...

— Что здесь происходит?

Из-за спин шайки вышел Марко. Вожак растерялся, но только на мгновение.

- О, еще один серодранец, - он оценивающе разглядел Вишняка. – Только седой. Дожил ли до седин на крови невинных?

— Уезжайте, люди, с миром, — махнул рукой брат Кремень. — У нас нет времени.

Вожак рассмеялся.

— Нет времени? Чем ты так занят? Поглаживаешь свой прут, ты, девственник? — Божьи воины ответили дружеским хохотом. — А знаешь, что мы того прута все по очереди обещали?

Вишняк ответил просто: прохрустел удар и бородач вместе с булавой дернулся вниз, хватаясь за нижнюю челюсть.

Несколько секунд все ошеломленно смотрели на него. Коругвоносцы смолкли. И через мгновение:

- Бей нечисть! За Бога!

– Не занимай!

Божьи воины покатились волной, Ярема и Игнат рванули к Марку.

Северина от них отсек один из молодчиков — верткий, жилистый, в грязной свитке с несколькими нашитыми крестами, давно потерявшими белый цвет. Характерник уклонился от удара, бил в ответ, но противник умело перехватил его руку и дернул к себе, подвергая вторым кулаком в живот. Северин хекнул и с лета зацепил лбом в подбородок божьего воина.

Филипп стоял в стороне, не сделав ни шага. На него побежали двое корогвоносцев, покинувших святые лики прислоненными к возу с флегматической кобылой, вооружившись палками. Тавриец взвешенным, резким движением ударил плеткой. Кнут рассек лоб первому, отскочил, на миг замер, выстрелил, пролег через лицо второго. Мужчины выпустили оружие, схватились за рваные лица, завыли от боли, а плед ужалил еще — по рукам, но, когда они бросились наутек, по спинам. Забыв о коррогвах, оба исчезли в лесу.

Ярема, как молодой бог войны, плыл в родной стихии. На его лице замерло выражение счастья, большие кулаки летали подобно небольшим таранам, и стена могла спасти от их силы. От ударов Ярового противники складывались, как спелая рожь под косой. Марк бился вправо, Игнат влево шляхтича — и троица характерников меньше, чем через минуту, размела остатки отряда.

Северин только что закончил со своим соперником, дремнувшим после заключительного копняка, как битва была завершена: божество воинство стонало на земле и кое-как ретировалось после разгромного поражения. Чернововку вспомнилось сражение бурсаков на Контрактовой площади.

- Молитвы не помогли, - подытожил Филипп и свернул плетку.

Разгоряченный Ярема проревел:

– Пятеро! Пятеро, псякрев! Кто больше?

– Четыре, – сказал Марко, потирая косточки на правой стороне.

– Три, – Игнат сплюнул. – Я сегодня не с той ноги встал.

- Два, - пожал плечами Филипп.

– Один, – кисло завершил расчет Северин.

Божьи воины исчезали на дороге. Кому досталось меньше, помогали другим; все забыли о флегматической кобыле с телегой, но та самостоятельно пошла вслед. Характерники молча наблюдали за их отступлением.

Бородань, состоявшийся одним ударом в челюсть, отходил последним. Он подхватил с земли брошенные коррогвы и закричал с безопасного расстояния:

— Архиерею перескажем! Мы запомнили! На вас пойдет анафема! Анафема! Дьявольские ублюдки!

Игнат подобрал комок земли, метнул в голову крикуна, но тот уклонился и побежал быстрее. Лики Иисуса и Девы Марии трепетали и с осуждением смотрели на сероманцев. Из-за деревьев доносилось:

- Патриарх Киевский! Украли монету, безбожные ворюги... Кара Господня! Нападение на верующих! Поплатитесь...

Марк покачал головой и проворчал несколько крепких слов.

— Брат Кремень, но мы же не должны лишний раз настраивать против себя простые люди, — невинно заметил Игнат.

Вишняк смерил его ледяным взглядом и ответил:

– Это были исключительные обстоятельства.

– Угу, – пробормотал Игнат. — То есть как тебе захотелось кому-то морду натолкнуть, то исключительные обстоятельства, а как нам, то нельзя.

- Ты что-то сказал, брат Эней?

- Молчу.

Марко подарил слобожанину еще один тяжелый взгляд, после чего обратился к Яровому:

— Брат Малыш, а ты чего нос понурил? Только таким радостным был.

Ярема вздохнул.

– Не хочется анафему.

- В самом деле? — Вишняк хмыкнул. — Боишься выдуманного проклятия от людей, когда носишь настоящее настоящее?

Шляхтич почесал рыжую макитру и на всякий случай перекрестился.

Тем временем Северин отошел к дубу: там ждало письмо. Красные буквы проплыли и растаяли, потусторонний шепот стих, а Северин замер у ствола, словно очарованный, и поверить не мог в то, что только услышал.

Пришел раздраженный Вишняк.

– Щезни, брат Щезник,