Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

– И куда ездил он? – тут уж и Агафья заинтересовалась.

– Могу даже сказать, кто возил его.

Две волхвы переглянулись хищно, глазами блеснули.

– Говори.

– А вы туда потом одни и поедете? Нет, не пойдет так!

– Илюшка!

– И меня мало будет, случись что, из меня сейчас боец плохой. Берете с собой сопровождение?

– Илюш-ш-ш-ша!

Агафья, как более взрослая и опытная, только головой качнула:

– Берем. Распорядись там, мы через десять минут готовы будем.

– Устя, а тебя муж-то отпустит?

– Вот на то мне десять минут и надобны. – Устя только вздохнула: – Уговаривать.

Когда муж тебя любит, на сердце радостно. А только свободы все равно меньше становится, уж не сорвешься с места, как раньше, сама его тревожить не захочешь.

Ничего, с бабушкой да братом Боря ее отпустит покататься, развеяться чуток, еще и с сопровождением. А где она кататься будет…

А нечего мужа лишний раз волновать!

* * *

Устя и сама удивилась, как легко у нее все прошло. А Борису просто ни до кого было, ему как раз Пауля Данаэльса доставили.

И царь предвкушал…

А почему нет?

Значит, покушаться на него можно, а ответ получить не желаете, мейры иноземцы?

Ну-ну…

И Борис улыбнулся совершенно людоедской ухмылочкой.

Пауль Данаэльс задрожал, как заячий хвост. Чего уж там, грешен. И даже частично пойман, потому как сын…

Фриц Данаэльс, увы, домой не вернулся. Привезли. На телеге. Сгрузили и сообщили, что убит сей юноша при попытке бунта. А КАК это еще назвать прикажете?

Покушение на государя?

Объявление войны?

Тогда и правда воевать придется, а Борис пока еще не определился, как и с кем. С Орденом?

Чести много для магистра Родаля, чтобы Росса с ним персонально воевала. Опять же, война коровы с оводом – она частенько не в пользу коровы. Умаешься, пока прибьешь мелочь пакостную, сил много затратишь, а на место одного овода еще десяток налетит. Цапнуть-то тебя всяко успеют.

Невыгодно получится.

И волхв, опять же…

Раньше не поверил бы Борис, что один волхв с целым Орденом справиться может, а сейчас подождать чуток решил. Понаблюдать.

Борис на своих ошибках хорошо учился, и аркана ему хватило. Подождет он чуточку. А потому – попытка бунта. Подстрекателями иноземцев выставить… оправдываться будут?

Ну-ну, попробуйте. Палачи у нас хорошие, опытные, вы мне во всем признаетесь, даже в том, о чем и не задумывались. Так что была у Данаэльса причина дрожать.

– Г-государь…

– Все верно, мейр Данаэльс. Государь Россы, на землях которой ты живешь и законы которой нарушаешь.

Данаэльс как стоял, так на колени и рухнул. Понимал: хорошо, если пыточным подвалом обойдется.

– Милости! О милости прошу!

– А ты ее заслуживаешь, милости-то? А?

Данаэльс точно знал, что не заслуживает. Но… умирать-то не хочется!

– Я расскажу… признания подпишу…

– И без тебя подпишут. И расскажут без тебя.

Данаэльс позорно обмочился. Под мейром расплылась желтоватая лужица, сознания он пока не потерял, но был близок к тому. Борис меланхолично порадовался, что полы в палате каменные и плиты плотно пригнаны, иголку не просунешь. А то б воняло потом…

– Решил, что магистр сильнее меня?

– Государь! Меня Истерман шантажировал! Заставил! Угрожал!!!

Борис подумал, что так все оправдываются. Вот кто ни попадись на горячем – сразу же выясняется, что он не своей волей пакостничал. И покачал головой:

– С тобой, мейр, в другом месте поговорят. А я тебя за другим позвал, ознакомься вот…

Пауль взял грамоту, прочитал, поежился.

Грамот даже несколько было.

Первая – Борис за подстрекательство к бунту лишал иноземцев дарованных еще его отцом льгот и привилегий. Торговать беспошлинно, ввозить кое-что…

Давно он на эти права зубы точил, да просто так не отнимешь, а тут и случай какой представился! Грех не воспользоваться!

– Государь!!!

– Ты читай, мейр, читай.

Вторая грамота четко и внятно лишала подданства Россы семьи всех иноземцев, кои в бунте замешаны были. Бунтовщиков, понятно, казнят, Борис кротостью не отличался. А вот семьи их… Ладно уж! Пожалеем!

Имущество их казна выкупит, а потом пусть на свою родину отправляются. Нам такая наволочь в Россе не надобна!

Третья грамота добивала. Это было краткое письмо монарху Франконии (и такие же письма полетят и в Джерман, и в Лемберг, и в Рому, по всем странам) с извещением о случившемся и перечнем бунтовщиков. То есть знайте, кого благодарить за свои проблемы.

Данаэльс даже взвыл от лютой тоски.

Дыба?

Перетерпеть боль телесную можно, тяжко, трудно, но можно, и не такое люди терпят. А вот боль душевная куда как страшнее оказалась! Понимать, что сам строил, сам старался, и своими же руками все прогадил, все разрушил… помог Истерману? Молодец!

Только поставил ты не на ту лошадь и проиграл окончательно.

Так, истошно воющего, Данаэльса и потащили в Разбойный приказ, в пыточную, а Борис документы подьячему отдал: Пусть перебеляют начисто, пусть еще протоколы допроса Истермана приложат, Данаэльса, еще кое-кого…

Допросят, запишут, а потом и на кол их. Или на плаху…

Нет, наверное, на кол. Не потому, что Борису чужие мучения нравятся, напротив, неприятно ему даже думать о таком. Его бы воля, он бы казнил быстро и без лишних пыток, да нельзя.

Иноземцы же!

Дикий народ, одно слово!

Нельзя к ним по-хорошему, понимаете? Они это сразу за слабость принимают, давить начинают, и тогда уж приходится их всерьез останавливать, с кровью, с болью… Не понимают они хорошего отношения!

А вот когда ты их с размаху, да жестоко, да с ноги…

О, тут они прекрасно соображать начинают, отступают, извиняются – что за люди? Почему им плетка милее руки протянутой?

Одно слово – дикари иноземные. Немтыри. Немцы.

* * *

Магистр Эваринол в окно посмотрел, поморщился.

Гроза собирается.

Не любил он грозу, была у Великого Магистра такая слабость. Вот не любил, и все тут!

Кто-то в ней красоту видит, кто-то на небо с восторгом смотрит… ОН смотрел. И молнии в его глазах отражались.

А магистру гроза ненавистна была всю жизнь, не нравилась она ему, давила, мучила, и голова у него всегда перед грозой болела.

Вот и сейчас виски заломило… Подошел Эваринол к окну, вгляделся.

Туча ползла.

Такая… тяжелая, черная, страшная. Да, страшная, и магистру жутко захотелось выпить чего покрепче и спать лечь, пока не пройдет вся эта пакость. Или пойти вниз, с рыцарями посидеть… Нет, в молельню не хочется. Будет он там