Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Она ведь еще себя сдерживать и не умеет, и глаза у нее то чернеют, то обратно светлеют, и зрачки нет-нет да и вытянутся, ровно кошачьи, и клыки то удлинятся, то втянутся…

Не уйдет она далеко. Здесь биться надобно.

– Что случилось?

– Беда, тетя. Враги к нам идут…

– Кто?!

– Не знаю, сильный кто-то…

– Так бежать надобно! – Варвара к дверям кинулась уж, да только…

– Куда мы сбежим, тетушка? Когда сюда они идут, все знают, и про меня, и про тебя… здесь бой принимать надобно.

Приложила ведьма руку к застежке книжной, та клыками в ладонь впилась до крови, да сейчас и не больно почти. А только что она сделать-то может? Она ж как ведьма… ей всего пару дней и исполнилось, она не умеет ничего!

Вот бы Книга подсказала?

И ответ пришел.

Книга подскажет. Только придется довериться полностью, разум свой открыть, отдаться Книге целиком, и душой, и телом, тогда поможет она, тогда сможет помочь…

Варвара Раенская шарахнулась, в стену лопатками влипла, могла б, так и вовсе в нее впиталась, растворилась… Жуть-то какая!

Когда человека ровно мглой заливает. И глаза у девки алыми становятся, яркими, без зрачка и без белка, ровно кровью их залило, и клыки-иглы острые, белые, изо рта выглядывают, и кожа белеет, ровно снег, а по ней черная сеточка вен бежит… Только волосы прежние, рыжие, и такие они неуместные, что от этого еще страшнее становится. Еще жутче…

А ведьма к себе Книгу покрепче прижала, расхохоталась жутко, пальцами прищелкнула.

– Не пройдете вы сюда! Дорогу закрываю, дорогу затворяю, путаю, перекрещиваю…

Дальше уж вовсе неразборчиво пошло, а Варваре разбирать и не захотелось, она к двери пятилась, да только та закрыта оказалась. И не выберешься, и не сбежишь…

И впервые за полсотни лет Варвара Раенская с ужасом забормотала молитву. Забытую уж давно – к чему молиться, когда даже на исповеди лжешь? А вот вспомнилось сейчас.

Отче наш…

Страшно-то как, мамочки!!!

* * *

– Ишь ты… – Агафья рукой махнула, ровно платком паутину с окна сметала.

– Дорогу нам путают, – тихо Устя отозвалась.

И верно, только что они на дороге стояли – и вот перед ними сорок дорог, в разные стороны бегут, поди выбери верную?

Агафья и выбирать не стала, порвала, ровно паутину, колдовство чужое, и дальше они пошли.

Деревья зашумели, плотнее сдвинулись. Ветки зашипели, ровно змеи, к людям потянулись… Кажется – или и правда блеснула на одной из ветвей голова черная, змеиная?

Укусит – умрешь.

Теперь уж Устя отмахнулась.

Расступились деревья, и змеи не стало.

Стрельцы только креститься успевали. Их-то жуть накрывала, да не так сильно, впереди волхвы шли, они на себя и принимали самый смертный ужас. Илья шел, ругался чуть не в голос.

Вот ведь нечисть какая!

И откуда оно только берется, такое? Что им мешает жить да радоваться? Вот они с Машей живут ведь? А этим обязательно власти надо, пакостить их тянет…

Агафья тем временем еще раз рукой повела. На этот раз поползли в стороны от тропинки разные гады, которые на зов ведьминский явились.

И волк ушел, ровно и не было его тут.

И…

Вот и дом стоит, обычный домик-то, красивый, ровно теремок пряничный, сказочный, постарались мастера для Платона Раенского. А только кажется Устинье, что не дом это, а череп громадный. Смотрит он черными глазами-окнами, скалится дверью-пастью.

А войди-ка внутрь!

Посмотрю я на тебя, переведаюсь…

А ведь и входить надобно.

Переглянулась Устинья с бабушкой да и вперед шагнули. Илья едва удержать их успел:

– Погоди… Устя, а может, сжечь его под корень?

– Сжечь?

– А чего его? Есть там кто невинный?

– Нет, наверное.

– А тогда… Юрий Иваныч, у тебя пара стрел зажигательных найдется?

– Чего ж не найтись!

И стрелы нашлись, и поджечь их легко было, и на крышу дома закинуть.

Полыхнула кровля, как маслом политая, да и Агафья не удержалась, помогла немного… разгорался огонь.

А и правильно, чего к лисе в нору лезть? Выкурить ее, да и вся недолга!

* * *

Ведьма по горнице заметалась, Книга огня боялась.

Единственного, что ее уничтожить могло.

Огонь живой, огонь нашептанный, огонь изначальный… только странички вспыхнут. Боялась Книга, и ведьма ра́вно боялась.

Вправо метнулась, влево метнулась, огляделась… а сил-то и нет, считай.

Да, ведьмой она стала, инициацию прошла, а вот сил-то особо и нет покамест. Когда б дали ей освоиться, может, и жертвоприношение провести, и женщиной стать…

Может, тогда б и получилось у нее все. А вот времени-то и не дали ей.

Вот они, враги, у самых дверей стоят, и крыша над головой горит, и сил мало, так мало, еще чуть – и жизненные силы в ход пойдут, а как кончатся они, ведьма бездыханной упадет, а Книга в огонь полетит.

Что делать-то?!

Огляделась ведьма по сторонам, Варвару Раенскую заметила.

– А ну, иди сюда!

Та и пискнуть не смогла ничего.

Смотрела в жуткие глаза алые и понимала: вот она, смертушка ее безвременная…

А потом в шею острые клыки вонзились. И не было для Варвары больше уж ничего. Только боль – и темнота, и она летела головой вперед в бездонный мрак, в ледяные змеиные кольца владыки Пекла…

* * *

Агафья и Устинья невольно руки сцепили, когда из дома в них волна черной силы ударила.

Лютой, холодной…

Как Велигнев своей силой бил, ужасом давил, так и ведьма била, и своей силой, и заимствованной.

Получится у нее, продавит она щит, так и волхвой одной меньше будет. Не получится…

О том и думать она не станет!

И давила она, давила, что есть сил… и облик ее тоже ужас наводил. Кожа белая, ровно мелом обсыпанная, под ней черные вены, словно черви переползают, глаза алые горят, клыки вперед выдвинулись, на окровавленной руке когти длинные, в другой руке Книга, вроде и большая она, а держит ее ведьма легко, точно пушинку.

Волосы за спиной ее расплелись, змеями извиваются, кажись, даже шипят от ярости, к людям тянутся…

И давит, и к волхве тянется… Агафья на колени упала.

Они с Устей все на себя принимали, да Агафья все равно внучку заслонить старалась.

Когда б не в тягости была Устя, она бы с ведьмой справилась, ан сейчас не может она в полную силу бить. А ребеночек – он завсегда к черному колдовству податливее будет!

Агафья и не сомневалась ни минуты.

Ведьма ее убьет, конечно, а только и Агафья из нее все силы