Артефакт. Проклятие деревни - Константин Сергеевич Ильин

Евдоким выскочили из избы Марфы в холодную ночь, и дверь за их спиной захлопнулась с резким стуком. Лёва, не теряя времени, подскочил к ней и подсунул свой посох под ручку, уперев его в землю, чтобы хоть как-то задержать то, что могло последовать за ними. Дерево скрипнуло, но выдержало, и он отступил, тяжело дыша. Луна висела высоко, круглая и яркая, заливая деревню серебристым светом, от которого каждая тень становилась резкой, как нож. Покосившиеся избы, голые деревья, грязная тропа – всё выглядело застывшим, но теперь этот покой казался обманчивым, зловещим.

Валера схватил брата за плечо, оглядываясь по сторонам. Его грудь всё ещё сжималась от воспоминаний о твари, что сидела на нём, и он чувствовал липкий след её слюны на щеке.

– Надо убираться, – выдохнул он, голос был хриплым от напряжения. – Это не Марфа, это… что-то другое.

Но не успели они сделать и шага, как с другой стороны деревни донёсся шорох – тихий, но отчётливый, словно сухие листья шуршали под чьими-то ногами. Звук был ритмичным, приближающимся, и он резанул по нервам, как лезвие. Евдоким зашипел, расправив крылья, и Лёва почувствовал, как холодный пот стекает по спине. Они повернулись на звук, и тут их охватил настоящий ужас.

Неподалёку, у края тропы, стояли деревенские – те самые, что утром шептались у колодца и спорили в таверне. Но теперь они не выглядели людьми. Лунный свет падал на их лица, и те преобразились: кожа стала серой, натянутой, как у мертвецов, глаза – белыми, пустыми, без зрачков, а изо ртов торчали острые, жёлтые клыки. Фёдор, Анна, старик с впалыми щеками – все они были похожи на ту тварь, что прикидывалась Марфой. Их движения были медленными, но целенаправленными, а взгляды – слепые, но жадные – были прикованы к путникам.

Один из них – кажется, Фёдор – шагнул вперёд, и из его горла вырвался хриплый, булькающий звук:

– Артефакт…

Слово прозвучало как приказ, как голодный рык, и остальные подхватили его, шевеля губами в жутком унисоне:

– Артефакт… артефакт…

Валера стиснул сумку, чувствуя, как диск внутри нагревается, словно отзываясь на их зов. Лёва, не раздумывая, рванулся к двери и выдернул свой посох, освобождая путь.

– Валер, в таверну! – крикнул он, подхватывая Евдокима. – Бежим!

Они сорвались с места, ноги загрохотали по земле. Деревенские – или то, что от них осталось – двинулись следом, их шаги были неровными, но быстрыми, а из глоток вырывался низкий, звериный рык. Луна освещала их силуэты, и тени, длинные и изломанные, тянулись по тропе, как когти, пытающиеся ухватить беглецов. Валера бежал первым, прокладывая путь, Лёва – за ним, прижимая гуся к груди. Шорох листьев сменился треском веток и скрипом земли под ногами тварей, что гнались за ними.

Таверна возникла впереди, её тёмный силуэт казался последним убежищем в этой проклятой ночи. Валера плечом врезался в дверь, распахнув её, и братья ввалились внутрь, чуть не рухнув на пол. Лёва тут же бросился обратно, захлопнув дверь и подперев её посохом, а Валера схватил скамью и привалил её к входу для верности. Снаружи раздался глухой удар – твари добрались до таверны. Их когти заскребли по дереву, рычание стало громче, жутким хором, от которого кровь стыла в жилах. Окна затрещали под напором, и в щели мелькнули белые глаза, горящие голодом.

– Артефакт… отдай… – доносилось снаружи, голоса сливались в один, нечеловеческий вопль.

Валера вытащил артефакт из сумки, сжимая его в руках. Диск засветился голубым, и он направил его на дверь, готовый ударить, если твари прорвутся. Лёва стоял рядом, держа посох, как копьё, а Евдоким шипел, хлопая крыльями. Таверна дрожала от ударов, но дверь держалась. Часы тянулись, как вечность, и путники ждали, чувствуя, как пот стекает по лицам, а сердца колотятся в унисон с рычанием снаружи.

Ближе к утру всё стихло. Удары прекратились, рычание затихло, и через щели в окнах начал пробиваться серый свет наступающего дня. Валера опустил артефакт, Лёва выдохнул, опустив посох, а Евдоким наконец сложил крылья, крякнув с облегчением.

Таверна стояла в тишине, но эта тишина была хрупкой, как тонкий лёд, готовый треснуть под любым шагом.

Глава 26.

Утро наступило медленно, как будто само небо не хотело отпускать ночь. Серый свет пробивался сквозь щели в заколоченных окнах таверны, разгоняя тени, но не принося тепла. Валера, Лёва и Евдоким сидели в напряжённой тишине, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Ночные кошмары – рычание, когти, белые глаза – всё ещё эхом звучали в их головах, и ни один не решался первым нарушить молчание. Валера сжимал артефакт, который теперь едва светился, словно выдохся после долгой ночи. Лёва крутил посох в руках, а Евдоким, устроившись у его ног, время от времени крякал, но даже его бойкий дух казался приглушённым.

– Думаешь, они ушли? – наконец шепнул Лёва, бросив взгляд на брата. Его голос был хриплым от усталости и напряжения.

Валера пожал плечами, не отрывая глаз от двери.

– Может, да. Может, нет. Но сидеть тут вечно мы не будем. Надо проверить.

Они решили выждать ещё немного, давая утру окрепнуть. Прошёл час, может больше, и только когда снаружи не осталось ни звука – ни ветра, ни шагов, ни рычания – Валера кивнул. Они осторожно убрали скамью и посох, подпиравшие дверь, и приготовились к бою. Лёва сжал посох, готовый ударить, Валера держал артефакт наготове, а Евдоким расправил крылья, словно маленький страж. Дверь скрипнула, открываясь, и путники шагнули наружу, напряжённые, как натянутые струны.

Деревня встретила их мёртвой тишиной. Луна давно скрылась, уступив место низким серым тучам, что висели над крышами, как саван. Улицы были пусты – ни следа деревенских, ни их жутких теней. Тропа, ещё вчера утоптанная их ногами, теперь выглядела нетронутой, покрытой тонким слоем пыли и сухих листьев. Валера огляделся, прищурившись, и махнул брату:

– К Марфе. Надо понять, что это было.

Они двинулись к избе старухи, шаги их гулко отдавались в тишине. Каждый дом, мимо которого они проходили, казался мёртвым – окна темнели, как пустые глазницы, заборы покосились ещё сильнее, а ветер не шевелил даже траву. Дойдя до избы Марфы, Лёва осторожно толкнул дверь посохом. Она поддалась легко, скрипнув, и открыла вид на внутренность, от которого у путников перехватило дыхание.

Хата была пустой. Не просто пустой – заброшенной, как будто здесь годами никто не жил. Половицы покрывал толстый слой пыли,