Полдень XXI век, 2009 № 7 - Арцун Акопян

своего мира. Следишь, чтобы в приемные камеры без сбоев шла нефть, закатывались вагоны с углем, рудой и лесом. Разгружаешь камеры выдачи, в которых возникают из ниоткуда такие нужные товары: телевизоры, холодильники, автомобили, компьютеры, электронные игрушки — да все, что здесь не производится. Работа трудная, вахтовая — Баз-то одна-две на каждую область. Зато почетная и денежная. Возвращаются базовые с вахты, заходят в кабак — сутки гудят, а только потом домой. Круто!

Отец Игоря работал на Базе. Его убили как раз во время очередного кутежа.

— Как мужик, твой батька умер! — успокаивали плачущего на поминках мальчишку. — С ножом в животе дрался! Сильный человек был. И ты, давай, не подкачай.

Тогда он кивал, вытирал сопли, старался показать — не подкачаю.

А сейчас выходило — подкачал.

«Вот и Мишка от меня отвернулся, — размышлял Игорь, уже подходя к дому прадеда. — Может, это я неправ? Пойду сегодня со всеми. Послезавтра, в День устройства, с разбитой мордой заявлюсь на Биржу. Уж попаду как-нибудь на мужскую работу. Буду днем вкалывать, по вечерам нажираться, пузо на диване перед телеком належивать. Ах да, трахать Таньку...»

Игоря передернуло. Он не сразу попал ключом в замочную скважину.

Холмы на горизонте можно было увидеть, только если отойти в центр лагеря, на вытоптанную земляную площадку. Иначе обзор закрывала ограда из серых, покрытых вязью трещинок досок с пущенной поверху спиралью Бруно.

Олег Сергеевич, долго смотревший туда, на волю, за забор, наконец отвел взгляд. Вздохнул, ссутулился. Поднял воротник телогрейки, прикрывая тощую шею от начавшего накрапывать дождя, и, не торопясь, пошел к бараку политических. Всех заключенных уже загнали внутрь. Гулять дольше остальных разрешалось только Платову — начальник лагеря был благодарен ему за излечение дочери.

В углу барака, у закопченной буржуйки, уже собрался совет — трое наиболее уважаемых «политических» сидели на тяжелых, выкрашенных темно-зеленой краской деревянных табуретках и негромко переговаривались.

— Ну что, Олег, ты все еще думаешь, что это провокация? — спросил подошедшего бывший школьный историк, а ныне простой враг народа Лев Московкин. Словосочетание «враг народа» он выдумал сам и был этим чрезвычайно горд.

— Нет, Лева, уже нет. Я, если кто не заметил, полчаса назад говорил с Костылем. Так вот. Он потел, дрожал, трясся даже, но глаза не прятал... Нормальный такой, предстартовый, что ли, мандраж. Он сам испугался, когда до дела дошло. Так не сыграешь. Уголовники его же первого порвут, если ничего не выйдет.

— Значит, по плану? — встрял коллега Платова, хирург Ваку-лов. Он грел у раскрытого зева печки тонкие длинные пальцы.

— Руки убери на секунду, — попросил Олег Сергеевич, подбросил в топку кривое поленце. — По плану. По крайней мере, по его первой части.

— Опять ты начинаешь! — возмутился Московкин.

— А ты уверен, что там, куда мы из приемной камеры попадем, хоть кому-то дело до нас есть?

— Будет! Мы за последние годы так стремительно деградируем, что даже необходимое сырьевое производство скоро поддерживать не сможем. И мы докажем, что надо что-то менять! А кстати, из-за этой деградации и твоя партизанщина нежизнеспособна! Кто в твой лесной город пойдет, а? Взрослые? Ни за что. Подростки, которым уже с двенадцати лет пиво продают? Которые теперь в День устройства не аттестат о семи классах образования предъявляют, а синяки, на прописке полученные, и кулаки разбитые?

— Ну пошло-поехало! — восхитился до этого молчавший Стас. — Вы ж как бабки на лавочке, по сто раз из пустого в порожнее.

— А это, Станислав, чисто интеллигентская заморочка, — пояснил Вакулов. — Вот вы у себя на буровой увидели драку, зачинщиков нашли и самолично побили в назидание. И за избиение рабочего класса — сюда. А настоящий интеллигент — он не таков. Он будет метаться, заламывать руки, встряхивать трагически шевелюрой до тех пор, пока ему голову не снесут и думать станет нечем. Скажите, Лев, ведь так в истории?

— Так, не так... Нет у нас истории! —пробурчал Московкин. — Ладно, все, молчу.

— Ну вот и славно! — Стас отошел к своим нарам и вернулся с плоской флягой. Где он ее добыл и прятал, оставалось загадкой. — Заметьте, просто показываю и сейчас выпить не предлагаю. Но если прорвемся...

— Вот такой дополнительный стимул, — покачал головой, улыбаясь, Платов.

Дверь, как всегда, пронзительно скрипнула. Игорь честно пытался смазывать петли, но это не помогало. Как ничего уже не могло помочь ушедшему в глубины своего внутреннего мира прадеду. Иногда старик словно выплывал на поверхность и даже произносил пару слов. Но происходило это все реже и реже. Так утопающий с каждым разом все дольше остается под водой, пока не исчезает навеки.

Сегодня дед всплыл, вышел на скрип из комнаты.

— А в обезьяньей стае вожаком становится самый сильный, — заявил он правнуку вместо приветствия.

— Это ты к чему? — опешил Игорь, но ответа не дождался.

Старик прошаркал, кряхтя и держась за поясницу, обратно к дивану и уселся смотреть свой любимый мультканал. Больше он не желал видеть ничего.

Отлавливая мокрым веником пушистые, мышино-серые комочки пыли под шкафом, Игорь принялся за любимую мысленную игру «в слова». Предметом его примитивных филологических изысканий стала генеральная уборка.

Почему, собственно, генеральная? Потому, что в часть Внутренней Безопасности приезжает одышливый неповоротливый генерал, и перед его визитом часть эту самую надо вылизать так, как кот вылизывает свою гордость. Это-то просто и понятно. А вот почему Безопасность — Внутренняя? Снаружи-то врагов нет. Или раньше была безопасность и наружная? Нет, неправильно. Правильно — внешняя. Про это ли нам обещал рассказать Московкин, да так и не рассказал? Что он еще на том уроке говорил, после которого его забрали? Обвальный регресс, развал высокотехнологичной промышленности, науки, образования, моральная деградация, сырьевой придаток... Разошелся он, аж пена на губах появилась. Все равно никто ничего не понял, чего он кипятился?

Кипятился!

Блин!

Молоко!

Игорь рванул на кухню, как рысак за призом. А наградой ему была чистая плита. Успел! Сдвинул кастрюльку, схватился пальцами за мочки ушей. Фух. Все: засыпать крупу, и можно расслабиться.

А в окна уже начал вползать вечер. В соседнем, точно таком же старом одноэтажном домишке зажгли свет. Значит, и Мишка, и все одноклассники уже собираются на Плешке. Толкутся, гогочут, сплевывают под ноги, встречают подходящих воплями на всю улицу: «А, Леха, отыметь тебя не плохо!» или «Здоров, Вован, не ссы на диван!».