Полдень XXI век, 2009 № 7 - Арцун Акопян

— Идет! — сказал он, вставая и отряхиваясь.

Поезд показался через несколько минут. Приближаясь к переезду, сине-стальной локомотив, управляемый автоматикой, начал сбрасывать скорость до минимума. Это была единственная поблажка зазевавшимся автомобилистам. Светофоры, семафоры и шлагбаумы ставились только на первоклассных шоссе.

Вагоны с углем, покачиваясь и лениво громыхая, медленно проползали мимо бывших заключенных. Чтобы схватиться за ведущую наверх, всю в рыжих пятнах коррозии, лесенку, не приходилось даже бежать. Вскоре люди разместились на угольных кучах и принялись устраиваться поудобнее, а состав, дернувшись, уже вновь начал набирать ход.

— Ты уже и сам все понял, не так ли? — спросил Платов, заметив взгляд Игоря.

— Вы хотите убежать через Базу? Но ведь это невозможно! Вы же знаете, что потом в камере выдачи найдут только безголовые трупы! Это же в учебниках написано!

— Знаешь Игорь, не все написанное следует понимать буквально, — встрял Московкин. — Я сейчас страшное скажу. Очень страшное. Большая часть нашей истории — фальшивка. И я вам сказки рассказывал. Только слишком поздно это понял. Черт меня дернул, простого учителя, начать копаться в архивах. А копаться-то и не в чем оказалось!

— Я не очень вас понимаю...

— Нет у нас, Игорь, истории. Подлинные документы и прочие вещественные свидетельства — только за два последних века сохранились. А остальное — уничтожено! Вот ты как думаешь, как наш мир устроен?

— Ну, опять школьная программа. То, что мы называем Базами, для первобытных людей служило алтарями. Потом пошло-поехало. На той стороне такой же мир. Только живое между мирами путешествовать не может...

— Нет этому доказательств! Похоже, не так все было! Понимаешь ли, Базы, судя по всему, — достаточно молодое по историческим меркам явление. На каком-то этапе мы кому-то продались. За красивые шмотки, хорошую еду, прочие приятности. Возможно, благодаря этому вылезли из нищеты. Мотивы-то, наверняка, были самые лучшие. И архивы уничтожали из лучших побуждений. Чтобы почвы для инакомыслия, путь к кормушке тормозящего, не было. А вот сытость впрок не пошла. Мы тупеем от поколения к поколению. Даже того, что я нашел в архивах, мне хватило. Представь, что у нас когда-то была наука. А потом исчезла. Нет, не в одночасье, конечно, но зачем узнавать что-то новое, если и так сытно? Никому нет дела до тайн мироздания! Ты подумай, твой прадед учился десять лет, а ты — только семь. Училища, где педагогов готовят, можно теперь по пальцам пересчитать. О чем это говорит? Вся сложная техника к нам приходит в собранном виде с подробными и простыми инструкциями. Никому нет дела, как она работает. Зачем это знать? Работает же! И таких примеров масса.

— Но разве никто не видел, что происходит? — поежился Игорь.

— Я думаю, те, кто видел, жили очень недолго. Вот Платов считает, что была некая сила — может быть даже государственная политика, чтобы недовольных уничтожать. Кто знает? Самая обычная толпа очень сильна. Вот попробуй отобрать пиво у своих одноклассников, мотивируя тем, что сиюминутное удовольствие не только похмельем закончится, но и на их потомстве отразится. Представил? И в обществе аналогично. Нам сейчас хорошо: знай руби лес, качай нефть, да копай уголь — и будешь и сыт, и пьян. Минимальные усилия — максимальный результат. И многие ли видят, что происходит? А тех, кто мешает и думает о будущем, — в расход.

— То есть как это — в расход?

— А по-разному. Тебя вот для начала избили. И заметь, свои же, по собственной воле. Им никто не приказывал. Нас вот посадили. Ты ведь даже не знал, за что меня забрали? Так?

— Ну, я предполагал, что за тот рассказ о регрессе. Только его все равно никто не понял. А большинство родителей наших сказали, что и правильно забрали, нечего детям голову чушью всякой забивать. Ой, извините...

Московкин, сидевший на склоне угольного холма, откинулся на спину и истерично захохотал.

— Вот, Платов, никто ничего не понял! — заявил он, отсмеявшись. — А ты хотел их на путь истинный наставлять, С этим миром, в этой реальности, уже ничего, ничего сделать нельзя! Здесь через несколько поколений останутся только тупые скоты с примитивными животными рефлексами.

Игорь сосредоточенно грыз сухарь, которым его одарил Платов, и хруст вместе со стуком колес создавал в его голове странный, завораживающий ритм. И казалось, что под эту ритмичную музыку из подъездов, из переулков и дворов его города выходят нескончаемыми потоками люди и строятся на центральных улицах в колонны. И маршируют, маршируют неизвестно куда. А потом на горизонте возникает огромное корыто, полное дымящихся отрубей. И лица людей в колоннах, подходящих к кормушке, постепенно превращаются в свиные рыла.

Игорь швырнул сухарь так, что заболело плечо.

А поезд тем временем чуть осадил — начинался подъем в холмы. Придорожные столбы, чахлые деревья, запыленные кусты стали мелькать пореже. Щебеночная насыпь сменилась песчаной. Зелеными кляксами на ней расплывались пучки подорожника.

Игорь встал, отряхнулся, опираясь о стенку вагона, дошел до лесенки и перелез наружу. «Тупые скоты, значит, — бормотал он, — с примитивными животными рефлексами...»

— По-маленькому собрался, — грубовато улыбнулся Стас, расслышав только слово «рефлекс».

— Я собрался здесь остаться! — надсадно заорал вмиг покрасневший Игорь. — Вы слишком мало отличаетесь от тех, предателей. Вы — такие же предатели.

— Ты не понял! Ничего не понял! — выкрикнул, вскакивая и хватаясь за борт побелевшими пальцами Московкин.

— Все я понял, — сказал Игорь и прыгнул.

Мальчишка покатился по насыпи, как тряпичная кукла, разбрасывая руками и ногами слежавшийся темный песок.

Из своего вагона, плавно уходившего в поворот, беглецы так и не увидели, смог Игорь в конце концов встать или нет.

ЛЮБОВЬ ЯМКОВАЯ

Львенок

Рассказ

Саванна спала. Впрочем, это слишком по-человечески сказано. Это 95% участников нашей экспедиции храпели, рассматривали сны и набирались энергии до следующего дня. А саванна жила — повизгивали гиены, птицы задевали крыльями вершины деревьев, в короткой траве шуршали насекомые. А воздух был горячий и плотный — и пахнул, как магазин индийских специй. Честно говоря, я плохо разбиралась в этой какофонии звуков. Я вообще ничего не понимала в Африке и в этих больших животных со шкурами всех оттенков песка, в том, что они едят, кто ест их, и как они любят друг друга, и как