Сумрачный гений князя Андрея - Августин Ангелов

— Господа! — сказал он, — вы все изволили видеть, что будущее — за паровым флотом!

Ростопчин побледнел. Князь Голицын рядом с ним молчал, но в его взгляде читалась злоба. А князь Андрей, стоя на палубе «Победоносца», смотрел вдаль, где уже виднелись контуры нового мира — индустриальной эры пара, стали и техники. Но попаданец знал: это только начало. Впереди — новые происки врагов и очередные сражения за торжество прогресса.

Глава 8

Триумф «Победоносца» был полным, но кратким. Едва князь Андрей сошел на берег, как его встретил бледный и взволнованный Пьер.

— Андрей, это ловушка! — сразу же предупредил граф, отведя друга в сторону. — Чичагов уже подал официальную жалобу. Он обвиняет тебя в мошенничестве, нарушении правил гонки и преднамеренной порче казенного имущества — тех самых плавучих бонов, которые, якобы, пострадали от твоих маневров! Говорит, ты приказал таранить эти боны, чтобы создать видимость саботажа, и этим повредил обшивку своего же корабля, лишь бы оправдать медленный разгон и недостаточную маневренность!

Андрей холодно усмехнулся:

— Каков мерзавец! Впрочем, вполне предсказуемо, но мелко, трусливо и подло. А что император?

— Государь в замешательстве, — покачал головой Пьер. — С одной стороны, он видел твою победу. С другой, Чичагов кричит о «неспортивном поведении» и требует компенсации из казны за «ущерб», причиненный плавучим заграждениям, на которые пароход, якобы, налетел по причине недостаточной маневренности. Ростопчин и Голицын уже, в свою очередь, окутали государя туманом своих речей в поддержку адмирала. Аракчеев же пока молчит. Судя по всему, он выжидает, на чью сторону склонится мнение Александра Павловича.

В этот момент к ним приблизился один из адъютантов императора, сказав:

— Князь Андрей, его величество просит вас к себе. Немедленно.

Расположившись в импровизированном павильоне на берегу подле пристани, Александр I был мрачен. Рядом, как стервятники, стояли Ростопчин, Голицын и разъяренный Чичагов.

— Князь, — начал Александр Павлович без предисловий. — Вы одержали впечатляющую победу. Мы все являлись свидетелями этому. Техническое превосходство вашей паровой машины очевидно. Однако, наш морской министр адмирал Чичагов утверждает, что ваша победа была достигнута недостойными методами. Он настаивает, что эти морские заграждения, боны, были передвинуты вашими же людьми для драматизации и оправдания возможного вашего проигрыша по причине невозможности быстро набрать скорость. И потому, если бы ветер не стих на какое-то время, вы проиграли бы парусникам, которые быстрее разгоняются при попутном ветре, чем паровой корабль. Что вы можете сказать?

Андрей выпрямился, его взгляд был холоден и спокоен, когда он ответил императору:

— Ваше величество, я могу предоставить не только показания всей моей команды, видевшей баркасы с матросами в форме морского министерства, но и одного интересного свидетеля. Нанятый адмиралом матрос Лунин, находящийся под стражей, готов дать показания. После «самоубийства» того офицера он сильно испугался за свою жизнь и решил говорить правду. Он подтвердит, что саботаж до этого, как и сегодняшняя диверсия — дело рук людей адмирала Чичагова. Лунин слышал про баркасы, которые готовились специально…

Граф Ростопчин резко перебил:

— Свидетель? Это же уголовник, пойманный на месте преступления! Да он на кого угодно покажет, лишь бы смягчить свою участь!

— Возможно, — парировал Андрей, глядя на императора. — Но показания Лунина могут быть интересны не только в связи с диверсией. Он упомянул, что тому офицеру, который покончил с собой, щедро платили не только русским золотом. И что он слышал, как переговоры тот офицер вел с каким-то человеком, говорящим с явным английским акцентом. Смею напомнить, что Лунин моряк, который много лет ходил на кораблях по Балтике за границу в разные страны Европы, а потому в акцентах разбирается.

В воздухе повисла напряженная тишина. Намек был более чем прозрачным. Александр I нахмурился. Тема связей с англичанами, особенно в разгар войны, была для него крайне болезненной.

В этот момент вперед шагнул Пьер. Поклонившись монарху, он сказал:

— Ваше величество, если позволите! Князь Андрей рисковал жизнью и репутацией, чтобы доказать пользу пароходов для России. А его оппоненты делают все возможное, чтобы эту пользу скрыть. И потому я смею предложить создать независимую комиссию для расследования всех обстоятельств: и подготовки взрыва на пароходе, и сегодняшней ситуации с бонами. И, возможно, комиссия сможет выявить тех, кто стоял за всем этим и финансировал.

Последнее слово «финансировал» Пьер произнес с особым ударением. Потому идея комиссии, которая начнет рыться не только в делах морского министерства и парусного флота, но и в денежных делах прочих сановников, пришлась не по вкусу не только Чичагову, но и Ростопчину с Голицыным.

И тут император, видя растущее напряжение, принял соломоново решение.

— Довольно! — сказал он властно. — Победа «Победоносца» признается убедительной. Но обвинения с обеих сторон слишком серьезны, чтобы их игнорировать. Комиссия будет создана. Возглавит ее наш военный министр Аракчеев. Он разберется. А до тех пор… — он посмотрел на Чичагова, — адмирал отстраняется от должности морского министра до окончания разбирательства.

Это была пощечина. Чичагов побледнел, как полотно. Ростопчин и Голицын были шокированы. Но, деморализованы не были. Они проиграли только этот раунд, но не все сражение против торжества паровых машин.

* * *

Тем временем, в салоне графини Шереметьевой баронесса Иржина фон Шварценберг играла свою партию виртуозно. Паника графини достигла апогея после анонимного письма. Иржина, «случайно» зайдя в гости, застала ее в слезах.

— Дорогая моя, что с вами? — притворно обеспокоилась баронесса.

Не выдержав, графиня Шереметьева показала ей письмо. Иржина сделала испуганное лицо.

— Боже правый! Это же прямая измена! Если это дойдет до императора… Ваша связь с графом Ростопчиным известна… Вашу репутацию растопчут, ваш салон закроется, вас же сочтут соучастницей шпионажа в пользу Англии!

— Что мне делать? — рыдала графиня.

— Спасать себя, — холодно прошептала Иржина. — Вам нужно дистанцироваться. Публично. Сделать так, чтобы вашу лояльность не могли поставить под сомнение. Например… организовать у себя вечер и пригласить князя Андрея. Того самого, против кого строят козни эти господа. Показать всем, что вы на стороне прогресса и императора, а не на стороне… сомнительных личностей.

Это был гениальный ход. Публичное унижение графа Ростопчина его же любовницей должно было стать местью за все происки против Андрея. Графиня, дрожа от страха, согласилась. А баронесса в душе торжествовала.

Через несколько дней в свете произошел переполох. Графиня Шереметьева, известная своей близостью к кругу Ростопчина, дала роскошный прием в