Курс на СССР: На первую полосу! - Тим Волков

— Верю!

— Вот и молодец! Там, на полке, два пирожка, возьми себе средний.

Ишь, шутит еще. Так что ей и делать-то? Все ж можно! Вернее, это она так думает.

— А у нас в редакции недавно обыск был, негласный, — поежившись, все ж холодновато на веранде, негромко протянул я. — Искали самиздат.

— Да ну? — Маринка округлила глаза. — Вот это да! И что, нашли что-нибудь?

Я пожал плечами:

— Да нет. Но, искали… Очень неприятно! Все же на нервах.

— Понимаю… — Метель больше не усмехалась и не смотрела кошачьим взглядом. — В редакции, наверное, все партийные… Есть, что терять. Понимаю, стра-ашно!

— А тебе совсем ничего не страшно? — хмыкнул я. — Надеешься, что отец из любой передряги выручит?

— Причем тут отец? — дернувшись, Маринка напряглась и закусила губу. — Обидеть хочешь? Да что ты знаешь! Оте-ец… Может быть, я, наоборот, хочу, чтобы… А-а, тебе не понять!

— И понимать ничего не собираюсь! — разгорячился я. — Хочу только кое-что попросить… Если можно…

— Хм… — Метель махнула рукой. — Ну, попроси… За спрос денег не берут!

Вообще-то, девчонка она была не злая, хоть и вредная, а еще и нервная, ужас!

— Ты бы не могла бы сказать, ну, автору, чтоб завязывал с антисоветчиной. Да сам-то пусть пишет, лишь бы дуракам не давал!

— Вот уж точно, дураки! — неожиданно весело расхохоталась Маринка. — Гребенюк твой, вместе с Ленноном. Леннон, прикинь, всерьез думает, что кто-то запретил Булгакова!

— Так скажешь?

— Скажу! Уговорил, красноречивый! Пошли уже в дом, я замерзла вся.

* * *

Я уехал с первой группой на такси. Я, Леннон с Бобом, и с нами еще какая-то девчонка с явным литературным уклоном. Как я понял, именно она и принесла Ленному «Мастера и Маргариту». Роман, который никто и не думал запрещать. Виталик же обещал его этой мелкой девчонке из парка. То ли Тучке, то ли Грозе.

Было уже поздно, где-то полпервого ночи. Но дома, на кухне, горел свет. Наверное, отцу не спалось.

Ну да! Так и есть, сидел, делал выписки из журнала «Радио»! Услышав мои шаги, рассеянно обернулся:

— О, Саня! Что-то ты быстро… Пили?

— Так, немного портвейна… Чаю хочу! А ты-то что не спишь?

— Да вот все думаю. Ты же сам говорил что-то насчет дисплея! Идея интересная…

— Пап, — предложил я. — Давай уже продвигать изобретение!

— Да я разве против⁈ — развел руками родитель.

— Тогда вот что… — поставив чайник, я уселся за стол, напротив него. — В самое ближайшее время надо показать аппарат! Для начала моему главреду, Николаю Семеновичу! Мужик он хороший, влиятельный, с большими связями. К тому же фронтовик. Вот скажем, в субботу бы и…

— А вдруг отберут? — неожиданно возразил отец. — Скажут — запрещенными делами занимаетесь, граждане-товарищи!

— Да кто скажет-то?

— Сам знаешь, кто… Нет, думаю мы чуток погодим… и еще один аппарат сделаем! — отец азартно хлопнул в ладоши. — Тогда, коли отберут, так хоть не так обидно будет.

Заваривая грузинский чай, я пожал плечами:

— Ну и сколько будем ждать?

— Да хотя б до после «октябрьских»…

* * *

«Октябрьские», седьмое ноября, очередная годовщина Великой Октябрьской социалистической революции наступили уже на следующее неделе. День выдался хороший, пусть и прохладный, но не слякотный и без ветра. Сквозь затянутое палевыми облаками небо проглядывало желтое солнце. Колонны трудящихся и учащихся собрались на праздничную демонстрацию. Все, как полагается, с лозунгами, транспарантами, плакатами и воздушными шариками. В ожидании высокого партийного и городского начальства, мужики курили, переговаривались и пили из-под полы портвейн. Водке еще было не время. Через установленный на трибуне репродуктор звучали революционные песни:

'И Ленин такой молодой,

И юный Октябрь впереди!'

Нас, колонну редакции районной газеты «Заря», объединили с колонной городской радиостудии. Все собрались неподалеку от центральной площади, за углом улицы, ведущей к помпезному зданию исполкома. Ждали начала демонстрации.

А на радио оказались веселые такие женщины! Боевые!

— Красивые у вас плакаты! Небось, рисовали всю ночь?

— Да уж, старались!

Федя, водитель, подмигнул женщинам, несмотря на то, что пожилой уже почти человек:

— Девушки, вина не хотите? Хорошее, сладенькое.

— Да, пожалуй, попозже… А вы всегда сладенькое пьете?

— А-ха-ха!

Демонстрация дело такое, отовсюду носились веселые разговоры и смех… местами переходивший в хохот!

— Товарищи, товарищи! Прошу посерьезней.

Напрасно уговаривали начальники…

Снова хохот…

— О! О! Смотрите, идут…

На украшенную кумачом трибуну, под звуки торжественного революционного марша, наконец-то, взошло высокое городское начальство. Все в одинаковых драповых пальто и каракулевых шапках «пирожках». Секретари обкома, председатель исполкома с замами, директора заводов и техникумов, комсомольцы из горкома ВЛКСМ…

— Ну, что же товарищи, строимся, — обернувшись, скомандовал главред. — Готовимся к параду!

— Саша! С-а-аш! — позади вдруг послышался крик…

Я обернулся…

— Наташа! Ты как здесь?

— Я же говорила, что на октябрьские буду! Забыл?

— Да не забыл, а… Думал, позже… Наташа! Как же я рад!

— И я!

Мы потрясли друг друга за руки. Обниматься на улице, при всех, а уж, тем более, целоваться, в те времена было как-то непринято.

— Наташ, пошли с нами!

— А можно?

— Конечно! Николай Семенович! Можно девушка с нами пройдет?

— Девушка? Конечно же, можно! Ну, что, товарищи? Пошли! Вон, завод уже тронулся…

Пошли. Зашагали. Не то, чтобы в ногу, но вполне торжественно, под бодрую музыку:

«Красная гвоздика, спутница тревог!»

Так хотелось взять Наташу за руку, но мы с Сергеем Плотниковым несли транспарант: Красная звезда, «Аврора» и белые цифры «1917 — 1983».

«Красная гвоздика, наш цветок!»

Демонстрация закончилась. Начался митинг, с которого многие норовили улизнуть, но за этим зорко следило начальство. Пришлось слушать торжественные речи руководства и представителей различных организаций и трудовых коллективов.

— Товарищи! В славные революционные времена…

Правда, не мерзли, потихоньку грелись все тем же портвейном, по очереди приседая за спинами товарищей с переходящим гранёным стаканом в руках.

— Слава Ленинской партии, руководящей и направляющей силе советского общества!

— Ура-а-а!

— Слава героическому рабочему классу!

— Ура-а-а!

— Слава трудовой советской интеллигенции и колхозному крестьянству!

— Ура-а-а!

Митинг продолжался часа два. Все принялись прощаться.