Пересмешник на рассвете. Книга 2 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

колесами шасси зыбкую поверхность бесконечного серо-зеленого моря. Маленький отважный самолетик… Он дрожит на всех ветрах: трепещет парусина, трещит дерево, гудят распорки и громко хлопают элероны. Тяжелые волны тянутся к нему, пытаются схватить, сломать, скомкать, раздавить, стереть эту красную кляксу с зеленой безбрежности. Но маленький самолетик ускользает от них, ловко уворачивается, и море в бессильной злобе плюет ему вслед соленой пеной.

Поджав колени к груди, Клара сидит на верхнем крыле биплана. Она выбрала не самое удачное место, однако, как бы ни трясло, как бы ни мотало самолет, как бы сильно он ни кренился то в одну, то в другую сторону, ей легко удается оставаться на месте. Давным-давно на ярмарке в Лос-Франка златозубая цыганка-гадалка разложила перед Кларой огромные, как книжные страницы, карты и сказала сиплым, прокуренным голосом:

– Я не вижу Повешенного. Твоя смерть – от воды…

Видимо, не в этот раз.

Со всех сторон, куда ни глянь, – море, море, и ничего, кроме моря. Нет даже намека на темную полоску земли на горизонте. Куда летит маленький биплан – не поймешь, а со стороны может показаться, будто он и вовсе застыл на месте.

Море внизу шепчет миллионами голосов, их так много, что они сливаются в монотонный гул. Отдельных слов не разобрать, но все же Кларе кажется – она почти уверена, – что среди мириада голосов она различает один знакомый:

– Да что ты так дрожишь, слабак? Стреляй уже, и покончим с этим…

Клара вздрагивает. Отец?! Но его здесь нет, откуда ему здесь взяться? Здесь нет солнца, нет виноградников, нет кипарисов, тонких, как церковные свечки…

– Что это за море? – спрашивает Клара.

– А я откуда знаю? – ворчит Клякс. – Я не знаток географии, а здесь и географии-то никакой нет. Море Боли? Море Слез? Море Бесконечного Горя? Называй как хочешь – ему все равно.

– Море Слез, – эхом повторяет Клара.

Кончиком языка она проводит по губам и чувствует соль. Сколько же было пролито слез, чтобы по капле до краев наполнить эту бездонную чашу? Сколько же горя оно вместило и сколько вместит еще? И какие чудовища таятся в его глубинах? Клара вспоминает огромный, подернутый мутной поволокой глаз, смотрящий на нее из бездны, и вздрагивает. Она не сомневается, что Он до сих пор следит за ней. А когда Клара смотрит на море, то замечает, как под волнами скользит огромная тень. Не рыба и не кит, в сто крат больше любой рыбы и любого кита, настолько большая, что это почти невозможно представить. Кто бы это ни был, Он рядом. Клара отворачивается: рядом – это еще не здесь.

Ветер бьет в лицо, тонкая тельняшка пузырем вздувается на спине. Но холода Клара не чувствует: ее переполняют ярость и злость, а еще контрапунктом в причудливой фуге – любовь. Вместе они согревают ее лучше самой теплой одежды, сильнее, чем сытный ужин и крепкое вино. Она не понимает, как можно испытывать эти чувства одновременно, но так оно и есть, и одно невозможно без другого.

Ее спутники – как много их вдруг стало! – устроились в двух кабинах биплана. И как только они смогли там уместиться? Четыре мыши в потертых шинелях и островерхих касках времен минувшей войны пытаются управлять самолетом. Пытаются – ключевое слово. На самом деле мыши просто дергают рычаги, щелкают переключателями, стучат коготками по циферблатам таинственных датчиков, толкаются, ругаются и спорят. Что бы они ни делали, на полете это не сказывается. Самолет летит так, будто им управляет кто-то извне… И куда же он летит?

Клара смотрит на мальчика с темными волнистыми волосами и лицом ангела со старинной миниатюры. Она не знает, как его зовут, но знает, что этот мальчик – друг Флипа, а значит, он и ее друг. Двумя руками мальчик пытается удержать высокий, как паровозная труба, шелковый цилиндр в красную и белую полоску. А в какой-то момент он сдергивает диковинную шляпу с головы, и из тульи, как из хлопушки, бьет фонтан мелко нарезанной цветной бумаги. Ветер подхватывает это конфетти и швыряет на откуп бурному морю. Клара на лету ловит яркую полоску бумаги и читает отпечатанное на ней слово: Арти-Шок. Клара отпускает бумажку, и та птичкой уносится вслед за своими товарками.

– Как же это красиво! – ехидно замечает Клякс. – Теперь я понимаю, что значит бросать слова на ветер.

Клара пропускает его замечание мимо ушей, продолжая разглядывать людей в кабине. Эта женщина, певица по имени Ивонн… Откуда она взялась? На каком повороте она присоединилась к их компании? Клара не помнит. Но сейчас Ивонн здесь, с ними.

Свесившись из кабины почти по пояс, Ивонн глядит на бурлящее под ними море. На ней блестящее темно-зеленое платье с открытой спиной и плечами, и кажется, будто певица того и гляди выскользнет из своего наряда, как рыбка. Или же – это сравнение кажется более уместным – как змея из старой кожи. Клара смотрит на алебастрово-белую спину, на мягкую дорожку позвонков, на плавный изгиб лопаток – они дрожат, будто бы певица пытается расправить невидимые крылья. Со своего места Клара не может разглядеть деталей, но Ивонн то ли кричит на море, то ли ее просто тошнит.

Клара ей не доверяет. Эта Ивонн слишком красивая: стройная, с идеальной фигурой и благородным лицом, она из той породы женщин, чей профиль в путь отправляет сотни кораблей. На ее фоне Клара чувствует себя нескладной замарашкой. Она думает о том, что у нее слишком узкие бедра, слишком маленькая грудь и неоправданно острый нос, и волосы у нее не лежат такими красивыми волнами, а топорщатся во все стороны, как перья на мокрой вороне. Все это ее раздражает – никогда прежде подобные мысли не приходили ей в голову, а здесь и сейчас они должны волновать ее в последнюю очередь. Так в чем же дело?

Клара смотрит на Флипа – тот что-то говорит мальчику в шляпе, но, почувствовав ее взгляд, поднимает голову. Когда их глаза встречаются, это словно электрический разряд. Флип ничуть не похож ни на прекрасного принца, ни на героя-любовника из сопливых дамских романов. Виноватая улыбочка, взгляд, как у заблудившегося щенка, дурацкие тонкие усики, будто нарисованные чернилами… Но когда они смотрят друг на друга, у нее перехватывает дыхание, дрожь по телу от макушки до самых пяток, ей хочется кричать…

Вместо этого Клара хмурится и скрипит зубами. Она слишком далеко, а раскрасавица Ивонн – слишком близко. Того не замечая, Флип то и дело задевает певицу то