Пересмешник на рассвете. Книга 2 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

рукой, то плечом, а для Клары это все равно что раскаленные иголки под ногти. Она что, ревнует? Ну да, разумеется, она ревнует – ко всем и ко всему. Если бы место красавицы-певицы заняла уродливая старуха-ведьма с бородавками на носу и отвисшими грудями, Клара бы ревновала ничуть не меньше. Она же катлинка, в конце концов, а когда дело касается любви, настоящая катлинка – жадная собственница. Если он еще раз до нее дотронется…

Клара проводит пальцем по горлу – недвусмысленный намек, но глупый Флип его не понимает. Он машет рукой, радостно улыбаясь.

– О-о-о! – стонет Клякс. – Прошу, избавь меня от этого! Меня тошнит. Был бы у меня рот и желудок – блевал бы не переставая.

– Избавить? Я могу, – отвечает Клара, улыбаясь Флипу в ответ. – Хочешь, я выброшу тебя в море?

Клякс бубнит что-то неразборчивое, но, похоже, купаться в Море Слез ему неохота.

Клара снова оглядывает своих спутников. Вот они все – артисты ее труппы. Даже эта Ивонн: Клара ей не доверяет, но знает, что без нее нельзя. Уже сейчас они могут устроить неплохое Представление. Им не хватает только слона, но придет срок, и слон появится. Отбивая поклоны, он выйдет на арену, и тогда…

Над поверхностью волн показывается гигантский плавник, вспарывает море как гигантским ножом. Белесые костяные шипы поднимаются вверх, каждый высотой с пятиэтажный дом, а между ними натянуто трепещущее зеленое полотнище – всё в опаленных дырах и темных пятнах. Узор из пятен и дыр причудливым образом складывается в огромный портрет: одутловатое лицо, выпученные глаза, жабья ухмылка, щеки как бульдожьи брыли… Ну как же без него? Вот он, снова здесь, Господин Президент Республики собственной персоной. Неужели кто-то всерьез думал, что они от него избавились? Рот Господина Президента распахивается, толстые губы шевелятся, и Клара не слышит, но чувствует его клич:

– Порка и Цветение! Цветение невозможно без Порки!

Мыши верещат и дергают рычаги управления. Красный биплан мечется над морем, как испуганная чайка. Самолет заходит на крутой вираж, едва не задевая хвостом колоссальный плавник. Президент Республики поднимает руку, чтобы прихлопнуть назойливую красную муху… А затем Чудище уходит на глубину, оставляя длинный след из седой пены.

– Черт! Черт! Черт! – верещит Клякс. – Черт! Он чуть не схватил меня! Черт! Черт!

Внизу красавица Ивонн поднимает голову.

– Не поминай Черта, – говорит она. – А то он может и услышать.

Клара не понимает, то ли это присказка такая, то ли Ивонн говорит абсолютно серьезно. Но она вспоминает Черта – куклу-каприччо с ярко-красной головой и нелепым трезубцем в руках. В уличных спектаклях на ярмарочных площадях этот Черт всегда оказывается в дураках, но на самом деле он далеко не так прост, как хочет казаться.

Биплан по спирали набирает высоту. Медленно, но все выше и выше. Море отдаляется, только Клара все равно не видит ни берегов, ни острова, ни одинокой скалы, ни белого паруса на горизонте.

А затем – грохот и плеск, словно в мутные воды обрушилась целая гора. Клара опускает взгляд и видит, как из бездны вновь восстает Чудовище.

Оно поднимается вертикально вверх, словно гигантская крепостная башня, вырастающая из пучины. Только вместо каменной кладки сверкает серебристая чешуя, а вместо площадки с бойницами – бугрящаяся шипами, рогами и наростами голова. Это не рыба, не зверь и не ящер. Чудище будто сшито из кусков разных тварей. Сшито грубо, неумело, на суровую нитку, оно похоже на порождение самых грязных фантазий сумасшедшего вивисектора. Выпуклые шары глаз затянуты мутной пленкой, вытянутое рыло морщится и дрожит, и, глядя на него, Клара понимает, что уже видела эту тварь раньше. Давным-давно, в Лос-Франка, в монастыре Святой Августы, на раскрашенной гравюре в толстой старинной книге. Помнит она и подпись под этой гравюрой, сделанную витиеватым шрифтом: Левиафан, аки Зверь Бездны…

Напугать и без того запуганного ребенка несложно. Много долгих ночей Клара не смела сомкнуть глаз, зная, что там, за границей сна, ее ждет Чудовище, чье единственное предназначение – губить людей, ввергать их в бездну, из которой нет возврата. А теперь Зверь настиг ее снова, и Клара начинает шептать слова, которые спасали ее тогда и, может быть, спасут сейчас:

– Святая Августа, спасительница и заступница, храни меня от зла мира сего, направь пути мои и укрепи руку мою…

– Держись! – верещит Клякс.

Самолет уходит в крутое пике. А Левиафан распахивает пасть, полную острых кривых зубов. Он все ближе, он неотвратим, как снежная лавина.

Мотор самолета кашляет, чихает – и замолкает. Из-под крышки капота валит черный дым, деревянный пропеллер некоторое время вращается по инерции, но в итоге останавливается. На бесконечно долгое мгновение самолет застывает в одной точке, точно бабочка, наколотая на невидимую булавку.

– Вот и все, братец, – говорит одна из мышей другой. – Долетались.

– Ну что тут поделаешь? – Другая мышь поправляет сползающий шлем. – Небо не терпит слабаков.

Левиафан поднимается все выше, либо это самолет падает ему навстречу. Все смешалось и перепуталось. Острые клыки вырастают грязно-белым частоколом. Клара глядит прямо в глотку, но видит лишь пугающую черноту. А затем огромные челюсти смыкаются с грохотом и громом. Меркнет свет, и маленький биплан, кружась и кувыркаясь, как брошенный из окна окурок, проваливается в чернильную бездну. Он падает, падает, падает и…

Клара вскрикнула и открыла глаза. Далеко не сразу она сообразила, где находится, и только хлопала глазами на обстановку: продавленный диван, рядом столик, заваленный бумагами, а чуть дальше высокое окно, за которым расплескалась желто-серая ночь. Это же комната мадам Буше! Ничего не изменилось с того момента, как Клара была здесь в последний раз – несколько часов и целую жизнь назад. Всё та же осыпающаяся побелка, всё те же фарфоровые статуэтки кошек на полках и всё тот же устойчивый запах, въевшийся в обои… Вот только где же сама хозяйка?

Клара напрягла память. Ну да, конечно! Они уложили ее в смежной комнате, заставив выпить две таблетки снотворного. Майор Хенкель сказал, что это лошадиная доза, но в случае с мадам Буше мелочиться не стоило.

Макс оказался прав: таблетки подействовали быстро, и мадам Буше, едва добравшись до кровати, тут же отключилась. Пожалуй, это слово было более уместным, чем простое «уснула». Впрочем, каким бы крепким ни казался ее сон, Клара не рискнула оставлять ее одну и устроилась в соседней комнате. Сама она спать не собиралась: слишком многое нужно обдумать, понять и осознать. Столько мыслей, что если не привести их в порядок, то голова лопнет, как дыня под жарким солнцем…