Моя чужая новая жизнь - Anestezya

Молоко с мёдом ещё ничего. Моей маме помнится какая-то сволочь посоветовала от простуды сварить луковицу в молоке. Никогда не забуду как блевала дальше чем видела, когда меня попытались напоить этой вонючей дрянью.

— Сам виноват. Помнишь, как постоянно тянул в рот сосульки?

— Они казались мне такими красивыми.

Я едва не заржала, представив мелкого Фридхельма с сосулькой вместо чупа-чупса. Вилли тоже наверное в своё время ими обожрался, до сих пор вон замороженный.

— Вильгельм, пообещай мне, что если… — он глухо закашлялся. — Ты позаботишься о Эрин. Сделай всё, чтобы её перевели в тыл.

Я с трудом заставила себя лежать спокойно. Не стоит сейчас влезать в их душевный разговор. Можно сколько угодно обещать Фридхельму, что всё будет хорошо, но все всё понимали. Если Кребс не вернётся с лекарствами…

Краем уха я услышала, как хлопнула дверь.

— Герр лейтенант, разрешите доложить.

С меня мигом слетел весь сон. Я торопливо вскочила. Так и есть. Наш герой-фельдфебель уже докладывает Вильгельму обстановку. Я сжала пальцы Фридхельма, улыбаясь, как ненормальная:

— Отменяй своё завещание. Теперь всё будет хорошо.

* * *

Кребс притащил всё, что нужно, и кажется лекарства начинали действовать. Через пару дней уже можно было с уверенностью сказать, что Фридхельму заметно полегчало. Я впервые за последние дни проснулась в более-менее сносном настроении. Та-а-ак, парни, смотрю, уже подтягиваются на завтрак.

— Чего это ты хромаешь? — окликнул Шнайдера Кох.

— Не твоё дело, — пробурчал тот. — Неудачно упал пару дней назад.

А чего ж ты тогда так рожу кривишь, если это обычный ушиб? Присмотревшись, я заметила на его штанине засохшие пятна крови.

— А по-моему, ты скрываешь ранение.

Вот триста лет бы оно мне надо связываться с этим козлом, но во-первых, интересно, зачем он это скрыл, а во-вторых… Всё-таки как ни крути тогда на болоте он вытащил меня.

— Это так? — тут же переспросил Вилли. — Отвечайте, Шнайдер.

— Меня слегка зацепило, — нехотя ответил он.

— Почему скрыли? Эрин проходила обучение в госпитале и прекрасно справляется с перевязками.

— Я сам перевязал рану. Она ведь не врач, так что какая разница?

— Он просто боится Эрин, — слил его Каспер.

А чего меня бояться? Ведите себя по-человечески и будет вам счастье.

— Посмотри, что там с его раной, — кивнул мне Вилли. — И запомните, если ещё кто-то посмеет скрыть ранение, я буду расценивать это как саботаж.

Ну уж нет, пока я не позавтракаю, ничего смотреть не буду. Что-то мне подсказывает, что там ничего хорошего, ведь после последнего боя прошло уже столько дней. Попивая кофеек, я не без злорадства наблюдала за Шнайдером, слегка подрастерявшего выбешивающую самоуверенность. На лицо так и просилась соответствующая усмешка. Он искоса наблюдал, как я, не торопясь достаю аптечку, бросаю в котелок инструменты, протираю руки спиртом. Этот идиот думает, что я отыграюсь за его выходки?

— Ну что, мачо, снимай штаны.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу это от тебя, — криво улыбнулся он.

— Считай первый и последний раз, — так ну что там у нас? — Что ж ты за кретин такой? — досиделся — воспалённая рана, нога выше колена вся покраснела и опухла. — Гангрену заработать хочешь?

— Ну у остальных же вон всё зажило, — пробормотал он. — Я тоже промыл шнапсом и перевязал.

— Пулю тоже сам вытащил?

Рана-то не сквозная. Блин, я с ними скоро хирургом стану. Хотя нет, кишки сшивать ни за что не смогу. Ну поехали. Я залила рану перекисью, подхватила пинцет, и тут этот идиот шустро дёрнулся в сторону, как кот, к которому подкрались с щёткой-чесалкой.

— Твою мать, не дергайся! — не собираюсь я за ним гоняться.

Шнайдер одарил меня взглядом, красноречиво говорящим, куда он мне этот пинцет хочет засунуть.

— Ты мужик или как? Тебе яйца для чего приделаны? Трясти ими направо и налево? Уговаривать не буду, можешь валить.

— Можешь проверить, для чего мне яйца, — пробормотал Шнайдер.

— Как-то не тянет.

Я понимала, что все переносят боль по-разному, и если ему требуется привычно молоть языком что ни попадя, то на здоровье. Лишь бы сидел спокойно. Второй раз извлечь пулю получилось быстрее, но загноившуюся рану придётся чистить.

— Надо же, у тебя лёгкая рука, почти и не больно, — недоверчиво хмыкнул Шнайдер.

— Мы, ведьмы, такие, — подожди, сейчас ты не так заговоришь.

Хотя я не старалась причинить ему лишнюю боль, Шнайдер чуть не взвыл, когда пропитанная спиртом вата коснулась воспалённой плоти.

— Зараза!

— Ты сам виноват, что запустил рану! — рявкнула я в ответ. — В госпитале бы с тобой вообще не стали бы возиться. Оттяпали бы ногу по самое бедро и до свидания.

Вроде всё, осталось засыпать рану стрептоцидом и забинтовать.

— Свободен.

Горячей благодарности я не ждала, но Шнайдер меня удивил. Через пару дней во время перевязки скупо брякнул:

— Похоже, всё заживает.

— Главное в следующий раз не будь идиотом и не занимайся самолечением.

— Постараюсь, — с перевязкой я закончила, однако он не спешил уходить. — Спасибо, что помогла мне, — ну надо же как мы заговорили, хотя рано я радуюсь, похоже, это не всё. — Но это не значит, что я буду вместе с этими идиотами носиться с тобой, как с наследной принцессой.

— Я просто вернула старый должок, — не надо со мной носиться, главное руки больше не распускай. — И, да, если что, я не забыла Ершово.

— Ну, извини, — нагло усмехнулся он. — В следующий раз буду нежнее.

— Чего? — взвилась я и, покосившись на Фридхельма, сбавила тон.

Где бы разжиться скотчем, чтоб заткнуть чересчур болтливых козлов?

— Не будет никакого следующего раза.

— Я подожду, пока вы с Винтером расстанетесь, — ты посмотри на него, слегка оклемался и опять за своё. — Как знать, может ты передумаешь, ледышка.

— До китайской пасхи будешь ждать, — мысленно я пожелала Шнайдеру трахнуть самого себя.

— Почему китайской? — недоумённо переспросил он.

— Да потому что у китайцев её попросту нет, — злорадно пояснила я.

* * *

Меня разбудили уже привычные звуки