Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

В полночной тьме суда без огней двигались словно призраки. Ведь основной расчёт был на то, что ганзейцы спят, отдыхая от ночной баталии, и поздно заметят атакующих. Увы, но он не оправдался.

Ревель, конечно, был не средиземноморским портом, и своего галерного флота не имел, но вот гребные суда у него были. Те же мелкосидящие в воде краеры и шнекки были способны ходить как под парусом, так и на вёслах. И Фриц Граверт был далеко не новичком в своём деле. Нет, саму атаку брандерами он от противника не ожидал, но вот обезопасить отдых своих экипажей он сообразил. И потому, едва ночная тьма пала на море, перед застывшими на воде левиафанами стали ходить туда-сюда несколько мелких посудин. И вот с них-то первыми и обнаружили подкрадывавшихся врагов.

Тревожный рёв сигнальной трубы далеко разнёсся окрест, заставив вздрогнуть всех. Но если на ганзейских кораблях бдившие вахтенные только побежали будить отдыхающих товарищей, то вот князь Андрей Федорович лишь в гневе сжал кулаки. Скрытно проникнуть в бухту уже не получится, а значит пришла пора отвлечь внимание врага на себя, чтобы дать столь необходимое время для брандеров. Стукнув кулаком по планширю, он велел канонирам открыть огонь. И спустя считанные мгновения на ганзейский флот обрушились залпы сначала с флагманского корабля, а потом и со всех четырёх бомбардирских судов.

Впрочем, на брандерах тоже быстро сообразили, что по-тихому ворваться внутрь бухты уже не получится и принялись лихорадочно поднимать все паруса, так как скорость теперь была их главным оружием. Даже от подобия галер, что в дозор были высланы, позволит увернуться! И начиненные смолой и нефтью в бочках, серой, селитрой в длинных парусиновых мешках и вязанками хвороста, облитые горючей смесью (а палуба, рангоут и борта ещё и дополнительно пропитаны скипидаром), брандеры рванули вперёд, буксируя за кормой шлюпки, в которые, если повезёт, сможет перебраться команда после того, как сцепится с врагом.

Прокопий Рязанец, дожив до двадцати лет, даже не знал, что такое море. Но судьба играет с человеком по своим правилам. И вскоре он познал все прелести жизни на турецкой каторге. Из неволи его спасли литвины, набежавшие на крымские владения, а от них, по Днепру, Рязанец и добрался до Смоленска, где нанялся в судовую артель. Домой его не тянуло — чего смотреть на пепелище? Родни живой на Руси не осталось, да и не тянуло его к землице. Так что жизнь судовщика ему больше по нутру пришлась. А со временем добрался он и до Норовского, где и завербовался на государев флот, погнавшись за длинным рублём. И на зажигательное судно вызвался из-за денежной награды.

И вот сейчас он сидел на рее брандера, держа в руках абордажную кошку. Когда их маленькое судно с треском ударилось о борт чужого корабля, он едва не сорвался, но вовремя схватился за канат. И тут же закинул кошку на чужое судно. Крюки, которые кидал не он один, должны были намертво сцепить оба судна и перепутать снасти, чтобы не дать ганзейцам возможности освободиться от непрошеных гостей.

— Полундра, братцы! — заорал снизу Вторак, сноровисто поджигая фитилем рассыпанный дорожкой порох. Огненная змейка, шипя, побежала в раскрытую настежь крюйт-камору. В это время командир брандера сноровисто поджигал фитили у бочек на баке.

Недолго думая, Рязанец схватился за ближайшую снасть и сноровисто скатился вниз.

В лодку он прыгнул самым последним и тут же схватился за весло. Теперь их спасение зависело только от них. Ганзейцы на сцепленном ими корабле что-то кричали, пытались обрубить связывающие суда канаты и стреляли в любую мелькавшую в море тень. Но не успели они отгрести подальше, как их брандер словно бы вспух изнутри и стал похож на гигантский костёр, откуда силой взрывов выбрасывались и летели на ганзейца пылающие обломки, а длинные языки пламени лизали борт.

— Суши вёсла, братцы, — велел уже бывший командир быстро сгорающего зажигательного судна и достал из котомки, что лежала на дне лодки, берестяную флягу. — До корабля ещё грести и грести. Ну и пока ещё от адмирала рубль получишь, а мёд стоялый помехой нынче не будет.

Мореходы весело заржали и с удовольствием приложились к достаточно вместительной баклаге. Шлюпка беспомощно качалась на волнах, где-то в стороне гремели залпы, а они отмечали свою удачу. Вскоре вспыхнул пожар ещё в нескольких местах, что говорило о том, что не только им посчастливилось сегодняшней ночью добраться до цели. А пламя над бухтой разгоралось всё сильнее и сильнее…

С утра Фриц Граверт с ужасом и гневом наблюдал за покрытой обуглившимися корабельными днищами, обломками такелажа, сотнями обгоревших трупов и пеплом ревельской бухтой. Флот, который веками наводил ужас на обитателей Балтики, бесславно сгорел, а тот, кто посмел это сделать, сейчас спокойно ставил паруса и готовился просто и без затей покинуть место побоища, отделавшись всего лишь потерей нескольких брандеров, что попали-таки в руки дозорных судов. А в памяти ратмана словно набатом звучали слова русского адмирала: "вы сами выбрали свою судьбу". Что же, Граверт умеет держать удары. И потому сейчас нужно не посыпать голову пеплом, а срочно искать хоть какой-то корабль и мчаться в Любек. Ганзе пора встряхнуться! А для начала нужно послать свои корабли на север Норвегии, туда, откуда приходят русские торговцы. И тысячу раз был прав Лемке, говоря, что пора бы привлечь более пристальное внимание к нидаросской торговле датского короля. Ведь русские, возя свои товары мимо Вардегуза, не платят ему никакой платы. Так не пора бы королю и там, на севере, ввести аналог зундской пошлины?

А за погибший флот он ещё отомстит. Страшно отомстит. Дай только добраться до Любека.

* * *

Рим — великий город — давно не испытывал того ужаса, что творили сейчас на его улицах имперские наёмники. Зря, ой зря понтифик понадеялся на статус Священного города, как центра христианской веры и не попытался либо вызвать к городу верные ему войска, либо откупиться от имперцев. Ведь Карл достаточно задолжал жалованье своим наёмникам и никак не мог помешать им пополнить собственные карманы пусть даже и за счёт понтифика.

Хотя нет, папа всё же попытался изменить ситуацию. Вот только войска на юге были задействованы против Неаполя, а войско под руководством Урбино таким только звалось — его начальник плёл свои интриги и особо не желал предпринимать активные меры против врагов папы, как бы его ни упрашивали представители Климента VII. Впрочем, понтифик всё же заключил