Месть человеческая – Том I. - Алексей Фокович Фоков

Клана чернь ждал бы справедливый, но не гуманный суд. С него сняли очки, и одежду, выткнули глаза, отрезали уши и язык, а потом распяли на кресте в центральном парке. И обязательно о столь циничном преступлении, местное телевидение, выпустило бы несколько репортажей.

Я за всю жизнь ни разу не озвучивал эту форму. Если, конечно, не считать, ночью под одеялом, на ушко жёнушке, намекая на необходимость исполнения супружеского долга.

— Ты убирайся за мост и не оглядывайся, а я не стану звать полицию. Использование этой фразы гарантирует полгода в шахтах. Соскучился по астероидам?

Мою руку не отпустили.

Да что он себе позволяет!

В руке у него блеснул небольшой блестящий значок. Мгновенье, и линии на крышке заискрились голограммой, сливаясь в герб Греев.

Мне стало страшно.

На затылке выступила испарина.

Он палач.

Пришёл казнить за отступничество.

Клан своих не отпускает…

— Я не знаю, что находится за мостом…

Но договорить я ему не дал, многолетняя привычка подчиняться, толкнула меня на глупость.

— За мостом находятся трущобы, их обитатели занимаются шантажом.

Неприметный человек не изменил проницательного взгляда выцветших глаз.

— Меня первый раз принимают, за люмпена-вымогателя.

Со стороны мы выглядели как два соседа, занятых обсуждением канализационных труб подъезда.

— Целесообразно присесть поговорить. Не стоит привлекать всеобщее внимание.

В нашем дворе всё аскетично, асфальт и бетон, газоны с буйствующими цветами, но лавочки и детская площадка, всё же входят в джентльменский набор.

Выбрав свободную, в тени соседнего корпуса, мы устроились с минимальным, но всё-таки комфортом.

Даже чуть лучше мамочек с колясками, сидящими, напротив детской песочницы

Пока шли да усаживались, мозг буравила глупая мысль сбежать, забрав жену и детей, но прятаться от Клана и от Совета идея хоть и осуществимая, но прожить на самом дне, всю жизнь, скрываясь ото всех, не по мне. Я себя знаю. Житейская суета и серость бытия, меня убьёт, хоть и не так быстро, как бластер, но с такой же неизбежностью.

Яркий пластик скамейки, беготня детей, болтовня мамочек, ярко-красно-зелёно-фиолетовый мяч, прикатившийся мне под ноги, знакомый сосед, с одной лестничной площадки, спешащий с сумкой продуктов, знакомая девчонка из класса средней дочки, пацанёнок лет десяти, бегущий ко мне за мячом.

Я не удержался, вскочив, по-ребячески дал пас малышу.

Обычная жизнь двора, не бедного, небогатого, чуть лучше среднего по городу.

И тут появляется призрак из прошлого.

Моя жизнь как этот яркий пластиковый мяч. Судьба, кажется, примеряется меня опять пнуть, направив на новый путь, не считаясь с моими чувствами. Да и кто спрашивает мяч, чего он хочет. Даже такой цветастый мяч.

Пару минут постоять одному, посмотреть, как пацан охватил яркий шар в охапку, и побежал к своим друзьям, это законный повод собраться с духом перед серьёзным разговором.

Посланник меня терпеливо ждал, сидя на скамейке, неодобрительно поглядывая сквозь стёкла очков.

Я могу прыгать, орать, кататься по земле, голым бегать по двору, взгляд его водянистых глаз не изменится.

Даже уровень неодобрения не повысится.

Мне не по себе, рядом с его спокойствием.

Я как кролик застываю перед удавом.

Мысленно представил червяка размером с удава и в этих очках на морде. Мне эта мысль помогла взять себя в руки.

Сил нет любопытно узнать, он такой по природе, или годы психофизической тренировки.

— Великие высоко оценили Ваше достижение, но как Вы понимаете, после проигранной войны, отношение к нам, Греям, резко отрицательное. Это единственная причина, Вашего поражения на защите. — посланник немного подпустил тепла в свой голос.

— Спасибо за высокую оценку, но в исследовании, увы, много недочётов и сложностей, боюсь, его не стоит высоко оценивать, пока рано говорить про его потенциал. Я не считаю, что это достижение.

— О его потенциале говорить поздно, Вам не дадут его раскрыть. Вам больше не дадут заниматься наукой. Совет Вас боится. Не надейтесь на лучшее. Ваше исследования признано запретным, нарушающим гуманность науки. Вы можете гордиться, Совет, вынес Вам именной запрет на проведение исследований, и, что самое печальное, надзор, заменён принудительным трудоустройством.

— Это беспредел! Я буду жаловаться в Комиссию по Примирению! Меня не судили. — я не поверил, так не может быть.

— Суда и не будет, Комиссия с подачи Совета, имеет право ограничить сферу профессиональной деятельности, равно как и в крайнем случае принудительно трудоустроить. Вас вызывал Куратор, не просветите, по какому вопросу? — водянистые глаза требовательно смотрели на меня сквозь стёкла очков.

Под этим взглядом я не решился врать, в этом нет секрета.

— Мне предложили подписать контракт с Бродягами.

— Вас не смутила высокая честь, оказанная представителю побеждённого клана?

Я совсем не удивился предложению, и Куратор совсем не удивился отказу.

— Ну, во-первых, не с самими Бродягами, а с аффилированными с ними медицинским центром, на Нью-Тасмании.

— Замечательная планета, хороший климат, нормальная гравитация, и пылевое облако, мешающая незаметно её покинуть. Почему же Вы не согласились? — в голосе посланца не таилось ни удивления, ни вопроса, скорее констатация факта.

— А во-вторых, контракт почти рабский, мало кто на него соглашается, я на пять лет привязан к планете, вживление имплантата контроля положения мне и семье. Фактически это не контракт, это ссылка на поселение. Я отказал им, а он настаивать не стал. — я благоразумно не стал ссылаться, что за мной нет грехов, способных отправить в ссылку.

Не стоит Клановича злить, хвастаясь, что спрятался от войны.

Такие, как он могли гореть в шагоходах, и терять ноги на минах, или ставить жизнь на кон в корветах.

Я слышал, что недоваевавшие Греи ненавидят и презирают отказников, а убивать одноклановцев для них, с их калечной психикой…

— Но Вас смущает, не чип, вживлённый под кожу? У всех чип вживляется. Только не надо мне говорить про верность Клану или про религиозные запреты на чипирование, так что Вам не дало принять щедрое предложение? Мы же знаем, Бродяги платят хорошо. — не поверил в мою чистоту посланец.

Мимо нас прошла стайка молодёжи, разноцветные безразмерные футболки, слегка очерченные конуса девчачьих сосков, облегающие шорты, что у пацанов, что у девчонок, разномастные косынки, повязанные как фантазия владельца сработает, лишь не как у соседа. Всё ядовито яркое и разноцветное, шумное, весёлое, беззаботное.

— Итак? — холодный голос вернул меня к реальности.

Глаза владельца этого голоса, не покидавшие меня на секунду, будто потасканный жизнью интеллигент, симпатичнее проходящей девочки, да хоть мальчика, я человек широких взглядов.

Идиотское ощущение от светской