Испытание огнем - Август Туманов

Я убрал телефон в карман, откинулся на сиденье и уставился в потолок машины. Холодная она, как вода сегодня в Яузе, ни слова лишнего, ни намёка на то, что мы когда-то друг другу были не чужими. Развод, суд, время на примирение — звучит как грустная формальность неприятной стороны сегодняшней жизни, а ведь я её голос раньше по-другому слышал, живым, тёплым. Теперь вот всё официально, и даже спорить не тянет — пусть делает, как хочет. Только эта тягомотина с судом напрягает, тащиться туда, смотреть на каменное лицо теперь уже бывшей, выслушивать казённые фразы. Но раз надо, значит, надо — лишь бы поскорее вычеркнуть эту историю из головы.

Я продолжал сидеть в машине, глядя, на дождь за окном. Телефон пиликнул — новый заказ в приложении, кому-то нужно было срочно добраться с «Каганской» до «Завелецкой». Пальцы уже потянулись принять, но неожиданно для самого себя, я остановился, выдохнул и ткнул «отказаться». Никак приоткрыл глаз, будто спрашивал: «Чего сидишь?». А я подумал: хватит, не до заказов сейчас, действительно пора к деду ехать.

Теперь, после всей этой чертовщины — метка, сектанты, запах дыма, — внутри засвербело: надо ехать, и точка. Дед всегда был не просто стариком, со старыми байками, он точно знал что-то такое, чего я пока не понимал. Пора уточнить, разузнать, что к чему, тем более он сам меня ждёт. Я повернул ключ в замке зажигания и несколько секунд слушал журчание мотора.

Никак поднял голову, а я пробормотал:

— Едем к деду, лохматый. Может, хоть он объяснит, что за ерунда вокруг творится.

Пока выруливал со стоянки, в голове крутились воспоминания. В памяти всплыл дед у костра — его пальцы, покрытые сажей, ворошат угли, выуживая тот самый, с кровавыми трещинами. «Видишь, как прожилки пульсируют? — шептал он, и в его голосе сквозило что-то древнее. — Это не просто уголь, это письмо. Огонь всегда оставляет следы». Я, семилетний, заворожённо кивал, хотя мурашки предательски бежали по спине. Теперь, когда метка на ладони дышит в такт уличным фонарям, а тени на стенах шевелятся без источника света, я наконец понимаю: старик не рассказывал сказки — он давал какие-то инструкции.

Дорога разматывалась передо мной, как старая киноплёнка с затёртыми кадрами. Весенний город шумел за стеклом, но звуки доносились будто из-под воды - глухие, бессмысленные. Я поймал себя на том, что считаю пульсирующий ритм метки: три удара — пауза — снова три. Как азбука Морзе. Как стук в дверь.

Старый дом деда, насколько я помню, с покосившимися ставнями всегда пах не пылью или влажностью, а чем-то другим — горьким, металлическим. В детстве мне казалось, что так пахнет время. Теперь понимал: это запах той самой правды, к которой мы ехали.

Никак вдруг замер, уши напряглись, словно ловил звук за пределами человеческого слуха. Его чёрные глаза отражали дорогу, но видели куда больше — я заметил, как зрачки сузились в вертикальные щели, как у кошки перед прыжком.

—Что видишь? — прошептал я, и тут же пожалел.

Пёс повернул голову, и на секунду мне показалось, что в его взгляде мелькнуло что-то... не собачье. Что-то древнее и могущественное. Затем он просто лизнул мне пальцы, оставив на коже жгучий след слюны.

«Калина» взревела, набирая скорость. Ветер свистел в щелях, напевая ту же мелодию, что и в детстве - когда дед качал меня на коленях и напевал странные слова на забытом языке. Только сейчас я, кажется, начал приблизительно понимать их смысл.

Его дом был уже близко. Окна квартир высоток светились тусклым жёлтым светом, но фигуры за стёклами двигались слишком резко, слишком угловато. Как марионетки. Или как что-то, пытающееся казаться людьми.

Я перевёл взгляд на собаку. Пёс смотрел вперёд, и его губы дрожали, обнажая клыки. Не страх. Нет. Это было предвкушение.

—Ну что, дружище, — сказал я, выключая двигатель. — Пора узнать, какие сказки дед приберёг для взрослого внука.

Дверь скрипнула, и свежий апрельский воздух наполнил лёгкие. Но это был не холод. Это было обещание. Ответов. Правды. Или ужаса.

Глава 7. Разговор

Я припарковал «Калину» у одной из многоэтажек в Язенево. Да, это не хрущёвка, где я снимаю, а добротное современное здание — не очень новое, но крепкое, с широкими окнами и чистым двором. Никак выпрыгнул из машины и ждал меня. Я щёлкнул кнопкой пульта сигналки и отправился к знакомому подъезду.

Поднялся на третий этаж. Звонить не стал, просто постучал в тёмную и толстую дверь. Над ней, на наличнике был вырезан какой-то узор. Мне вспомнилось, что примерно такие дед сам вырезал на деревянных дощечках раньше, когда был моложе.

Дверь открылась и на пороге появился невысокий, сухощавый, с короткой седой бородой и хитрым взглядом дед Исмагил. На нём был старый свитер с растянутыми рукавами и зелёные потёртые тапки.

— Заходи, Стас, не стой в дверях, — добродушно буркнул он, отступая в сторону.

Я шагнул в квартиру, Никак проскочил вперёд.

Двушка была обставлено не так как в Душино у нас с Еленой — современно, но в тоже время скучно. А здесь пахло травами, деревом и чем-то тёплым, домашним. Полки вдоль стен ломились от старых вещей: загадочные бронзовые статуэтки, потёртые книги с незнакомыми буквами, деревянные шкатулки с резьбой. На подоконнике — пара кривых подсвечников. Или стильных — я в них слабо разбираюсь. Рядом — стеклянный шар, мутный, будто с дымом внутри.

Я никогда не знал, для чего половина этих загадочных штук, но всегда чувствовал — у деда всё с историей.

С самого раннего детства уважал Исмагила. Не только за возраст, но и за умение видеть суть вещей насквозь. Дед мог одним взглядом разобрать человека, как сломанный мотор, и сказать, что с ним не так. Его резкая и прямая точка зрения всегда оказывалась верной. Сколько раз я спорил с ним в юности, и сколько раз потом кусал локти, понимая, что старик был прав.

— Ну, дед, давай рассказывай. — я стряхнул с себя куртку, повесил на крючок у двери.

Исмагил прищурился, махнул рукой на старое, с выцветшей обивкой