Испытание огнем - Август Туманов

— Садись, внук, не мельтеши перед глазами, — сказал он твёрдым голосом с лёгкой насмешкой. — Куда торопишься? К своим пассажирам? Или в пробках опять постоять хочешь?

Я вздохнул, но послушался, плюхнулся в кресло. Никак улёгся у ног, положив морду на лапы, глаза следили за дедом. Исмагил прошаркал к столу, глянул на пса.

— А где это ты такого красавца взял? — спросил он, кивая на лохматого. — Не было у тебя собак раньше, насколько я помню.

Я пожал плечами, потёр ладонь со шрамом.

— Да вот, случайно прибился пару дней назад, — ответил ему. — Ехал по городу, остановился перекусить, а он там крутился. Грязный был, лохматый, вчера постриг, красоту навёл, теперь вот такой симпатяга. Никак его зову.

Дед хмыкнул, потёр бороду, глаза блеснули, будто он что-то прикидывал в уме.

— Никак, значит, — протянул он. — Интересное имя. Сам придумал или он тебе подсказал?

— Да какое там подсказал, дед, — я хмыкнул. — Просто вышло так. Перебирал имена, он отозвался на Никак.

— Ну-ну, — Исмагил покачал головой, хитро улыбнувшись. — Это как же до такого выбора дошёл? Не утомился перебирать? Дед, судя по всему, решил надо мной посмеяться.— Собаки, они просто так в жизни не появляются. Особенно такие, с умным взглядом. Ты за ним внимательно наблюдай, он много что чует.

— Да уж, похоже, больше моего, — пробурчал я, вспоминая, как Никак тянул сегодня в обход стоянки.

Дед сходил в кухню к газовой плите, взял старый, медный, с небольшой вмятиной на боку чайник, налил чай в две кружки. По комнате поплыл запах мяты, чабреца и чего-то терпкого, почти горького. Потом принёс выпечку — румяные пирожки с картошкой, ещё тёплые, с хрустящей корочкой и сытным ароматом. Поставил всё на стол, пододвинул ко мне.

— Ешь да пей, — сказал он. — Не торопись никуда.

— Не тороплюсь, дед, — я откинулся в кресле. — Как здоровье молодецкое?

— Согласно фактическому пробегу, Стас. Так у вас, водителей, говорят? Лучше ты про свои дела поведай, — дед сел напротив, взял свою кружку, отхлебнул чай, глядя на меня поверх края. — Так и возишь людей взад — назад? С Ленкой не перестал ругаться? И вообще, расскажи старику, что у тебя сейчас в жизни творится.

— Да ничего не творится, —я нахмурился, взял пирожок, повертел в руках и надкусил. — Работаю, живу, как все. С Еленой расстались, точка стоит. Жирная.

— Ну, как все, говоришь, — дед прищурился, поставил кружку на стол. — А я смотрю, ты сам не свой. Глаза бегают, руку трёшь. Что там у тебя на ладони? Опять зудит?

Я замер, спрятал руку под стол. Откусил ещё половину пирожка. Метка чуть кольнула, тепло пробежало по пальцам.

— Да ничего не зудит, — соврал я. — Просто устал.

Исмагил откинулся на стуле, скрестил руки на груди, взгляд стал острым, как лезвие.

— Ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-моему, — сказал он. — Ты на пирожки налегай, пей чай, а потом поговорим. Разговор сложный, Стас, не на пять минут.

— Почему сложный? — я подался вперёд, — Про что? Ты, кстати, про здоровье своё не ответил.

— Давай о тебе сначала, — дед усмехнулся, но глаза остались серьёзными. — Я про тебя, и про метку твою, и про тех, кто за тобой ходит знаю. Сядь ровно, не дёргайся. Сейчас расскажу, но сначала поешь. Не на пустой желудок такие вещи обсуждают.

Я заметил, что надкусанный пирожок всё ещё был в руке. В два приёма затолкал его в рот и запил чаем.

Никак поднял голову, уши приподнялись, будто почуял, что воздух в комнате стал тяжелее.

Дед Исмагил отхлебнул из своей толстостенной керамической кружки, поставил её на стол, пальцы постучали по краю. Глаза его сузились, будто он смотрел не на меня, а куда-то далеко, сквозь стены квартиры. Я взял второй пирожок.

Исмагил кашлянул, потёр бороду, будто собираясь с мыслями. Потом заговорил, тихо, но твёрдо, как будто рассказывал старую сказку, в которой слишком много правды.

— Слушай внимательно, Стас, — начал он. — Начну издалека. Было это давно, очень давно. Примерно тогда, когда Юрий Долгорукий отказался здесь город строить, убоявшись злых пророчеств. Тогда Москов, конечно же, не был таким, как сейчас. Но уже тогда на этой земле оставляли следы люди разных племён.

Я заинтересованно подался вперёд.

— И вот однажды проезжали караваном люди с Востока. Много народу там было, в основном торговцы. Но были и другие. Смуглые, в длинных халатах, с острыми злыми глазами. Не купцы и не воины. Везли они с собой одну вещь. Старую вещь. Нехорошую.

— В каком смысле нехорошую? — спросил. — Что за штука?

— Не перебивай, — дед махнул рукой, взгляд стал острым. — Не знаю точно, что это было. Может, камень с вырезанными знаками, может, шкатулка, внутри которой что-то шевелилось. А может, классический кувшин или лампа, как в том смешном мультфильме. Теперь это уже неважно. Но за ними внимательно следили ещё от их дома и хотели это отобрать.

Восточные люди вещь прятали, как великую тайну, которую нельзя открывать непосвящённым. Но когда поняли, что их обнаружили, спрятали где-то здесь, в древнем Москове. Умело, глубоко, чтобы никто не нашёл. Их поймали, долго и жестоко пытали, но они не сказали, где этот предмет. В конечном итоге их убили. Время стёрло следы мучеников, следы их убийц, даже следы правнуков тех злых людей, но не стёрло саму память об этом.

Я хмыкнул.

— И что, прямо вот так и лежал спокойно этот артефакт? Сколько? Сто лет?

— Больше, — дед прищурился. — Гораздо больше. Века прошли, дома строили и сносили, метро копали, а он всё лежал. Тихо. Спал. Но недавно, совсем недавно, нашлись люди. Жадные. Алчные. Копались в старых рукописях, в каких-то пыльных архивах, нашли упоминания про этот клад. Решили, что это их шанс разбогатеть.

— Разбогатеть? — Я поднял