Громов: Хозяин теней 4 - Екатерина Насута

— Да?

Так и тянет ответить в рифму, но тут же на меня падает что-то тяжёлое и пахнущее дамскими духами.

— Так теплее… — вздыхает Светлана. — А ты не устал?

— Я покрепче буду.

— Вы разные.

Поэтому мы всё ж отбросили идею записаться родичами. Потому как и вправду разные. Во-первых, чем дальше, тем более заметным становится моё с Тимофеем сходство, спрятать которое не получится при всём желании. Во-вторых, так же заметна разница между мной и Метелькой.

— Ага. А ты тоже из благородных…

— Мы не выбираем, где рождаться! — а вот теперь Светлана недовольна. — И моей вины нет…

— Так кто ж виноватит, — Метелькин голос спокоен. — Сбежала из дому?

— С чего ты взял?

— Ну, вряд ли б тебя маменька с папенькою сами отпустили бы, — резонно заметил Метелька.

— Мама умерла. Отец снова женился. Нашёл себе молоденькую… такая дура!

Кто бы сомневался.

Ладно, пока не трогают, возвращаюсь, очень надеясь, что Еремея не подстрелили, а Светлого не сожрали. Не то, чтобы он мне сильно приятен, но как показал опыт, найти революционеров не так и просто.

— … вам нужны люди, нам — возможности, — голос Еремея звучит спокойно. А вот Светлов напряжён. Не верит? Правильно. Я бы на его месте тоже не поверил. — Можем объединиться ко взаимной выгоде.

— Зачем?

— Вам? Я боец и неплохой. Могу и участвовать. Могу и учить. К вам же приходят большею частью идейные, но безрукие. Так что грамотный наставник пригодится.

— А ты грамотный?

— Рекомендации предоставить? — теперь в голосе насмешка.

— Если есть, что ж с ними в приличный дом не устроишься?

— Так… не возьмут. Во-первых, старый я уже для приличных домов. Там предпочитают помоложе, позлее, поздоровей. И чтоб рожа была приятная глазу. Во-вторых… снова же старый я с мальцами возиться и капризы хозяйские терпеть. Там не сдержусь, тут отвечу. Так надо ли оно?

— Правдоподобно.

И на артефакт пялится.

А Еремею что. Он вообще у нас человек весьма себе правдивый.

— Да и проверять станут в приличном доме… на мне ж всякое есть. Случалось в жизни попадать в ситуации. Разные.

— Покойник числится?

— Покойник… это у тебя, может, покойник. У меня уж и кладбище наберется среднее руки, — прозвучало хвастливо. Еремей ещё улыбнулся так, от души. Чтоб проняло. Светлова проняло, хотя он старательно виду не показывал.

— С тобой понятно. А хозяин твой?

— А что хозяин? Думаешь, ему жить весело? Вон, имение продать пришлось, земли тоже. Долги едва-едва прикрыл и остался с голой жопой. Дворянским чином, чай, не прокормишься. На службу? Так на службу рекомендации надобны, людишки, которые за тебя похлопочут, если в приличное-то место. И с той службы ещё поди-ка прокормись. У него ж на руках двое, почитай, немощных. Один блажной, другая — девка. Так бы, может, на военную пошёл, да где ж их оставишь? Не гляди, Светлов, что дворянского роду. Парень хороший. Крепкий. И решительности хватит…

— Ты прям сватаешь.

— Скорее уж это… как там… обрисовываю точки соприкосновения и взаимного интересу! Во! — Еремей поднял палец. — Кстати, тоже дарник. Тебе ведь дарники нужны.

— Это как-то…

Нужны.

Вот только предложение больно неожиданное.

— Хорошо, — Светлов руку от револьвера чуть отодвигает. — И какая вам выгода? В революцию, как понимаю, ни ты, ни твой… хозяин, — он выделил это слово, показывая, что нисколько не верит, будто у Еремея хозяева могут быть, — не верите. Денег ради?

— Куда ж без них. Вот знающие люди бают, что намедни с купцом первой гильдии Весенниковым неприятность случилась. Вёз деньги с фабрики в банк, а нехорошие люди машину-то остановили. И деньги отняли, а самого Весенникова так побили, что целители не берутся предсказать, выживет ли.

— Полагаете, мы имеем какое-то отношение…

— А на той неделе банк ограбили, — перебил Еремей. — Главное, у всех, кто в зале был, изъяли и деньги, и драгоценности, а взамен роздали прокламации с уверениями, что всё-то изъятое пойдёт народу. Ещё можно несколько мелких налётов вспомнить. Или вот…

— Хватит. То есть вы хотите денег?

— Я — да. Точнее не просто денег, но постоянных. Так сказать, регулярного дохода, который позволит закрыть основные жизненные интересы. А вот хозяин полагает, что надобно искать не деньги, но возможности. И что в любом деле можно возвысится. Но в вашем как раз это сделать проще.

— С чего бы?

— С того, что грамотных и сильных среди вас мало. Это… как его… конкуренция невелика.

— Он самоуверен.

— Есть такое. Но скажи, что не прав?

— Надеюсь, он понимает, что обратной дороги…

— А давай ты вот встретишься и сам спросишь, чего он там понимает, а чего не понимает. Я что? Я человек простой. Чего сказали, то и делаю.

— И чего делаешь?

— За хозяйством приглядываю. За Татьяной Ивановной, чтоб никто не обидел. За Тимошкою нашим… за мальчишками вон. И за тобою буду, если финтить вздумаешь.

На револьвер Светлов посмотрел, но руки убрал под стол, а после поинтересовался:

— А что за дар у него?

— У кого?

— У твоего хозяина? Чтоб мне понимать… насколько мы можем соответствовать его чаяниям. Так сказать. Или тоже промолчишь?

— Отчего же. Тут тайны нет. Охотник он.

— Даже так? Из чьих?

— Из своих. Собственных. Чего? Бискуповский он.

— Не слыхал.

— А то ты обо всех слыхал, — фыркнул Еремей. — Это тут, в Петербурге, бояре сидят, важные да именитые. На границе ж народец попроще. И Охотников там есть.

Тонкое место.

Самое, пожалуй, шаткое в нашей такой чудесной и почти правдоподобной легенде.

— Из ляхов?

— Когда-то давно, если так-то. Уж не одну сотню лет тут живут. Имечко осталось. Родовые грамоты тоже… были.

— Были?

— Были, — подтвердил Еремей. — Сгинули. С поместьем.

— Как так?

— Обыкновенно. Охотники не только тебе нужны. И Мишкин род не сам собою измельчал.

И снова Светлов на артефакт косится, убеждаясь, что слышит он правду и только правду. А как уж эту правду истолкует, тут не наша головная боль.

— Большие бояре мелких не больно жалуют. Ныне