Крестьянский король - Никифор Гойда

Вечером Матвей позвал меня посмотреть место, где можно взять целину. Это была полоса между давней осокой и невысоким подъёмом. Весной вода здесь задерживается. Потом уходит в сторону оврага, но часть влаги остаётся в глубине. Корка держится упрямо, а земля под коркой пахнет правильно. Жизнь сидит сбоку и ждёт приглашения. Мы прошли весь кусок, отметили веточками углы, где удобнее разворачивать лошадь, и точки, где стоит сделать вырез под сбор лишней воды. Я показал ладонью место первой ленты под бобы. Рядом, чуть выше, станет репа. Её не будем жалеть. У неё быстрый характер и честный вкус. Она даёт корм и землю не обижает. По краю пройдёт узкая полоска злаков только ради семян. Их мы соберём вовремя и уберём в сухое место. Всё остальное пойдёт обратно в землю. Людям это понравится не сразу. Через год поймут, почему так лучше.

К середине обхода нас догнал Савелий. Он смотрел на землю так, как смотрят те, кто знает, где весной тонет колесо. Он сказал одно. Дайте утру самому сказать, где здесь ходит вода. И только потом ставьте линии. Мы переглянулись с Матвеем и согласились. Мы уже научились не торопить этот разговор.

Пока мы договаривались о завтрашнем утре, женщины разложили свой день. Дарья взяла на себя рассадник капусты. Попросила у соседки Марфы два глиняных горшка. Поставила их на солнечную кромку под навесом. Имена постепенно становились голосами. Марфа смеялась так звонко, что у Лёньки в глазах появлялась смута, и он тут же делал вид, что занят настилами. Антон принёс из сарая длинную лыску старого ремня. Сказал, что хомут сядет тише, если проложить её под пряжками. Пётр выменял где-то тонкую железную полосу, как раз такую, какую я рисовал на планшете. Когда железо появляется из ниоткуда, в деревне не спрашивают лишнего. Просто говорят спасибо и кладут в дело.

Сумерки выкатились из-за кустов. И тут Матвей позвал меня к пустой лавке у прохода. Он посмотрел в сторону соседнего двора. Там жили двое. Отец и взрослый сын. Дом чистый. Дощатый. С низкой светёлкой и сухим порогом. В этом доме давно нет женского голоса. Матвей сказал негромко, что люди предлагают мне перейти под крышу. Места у них хватит. Печь держит тепло ровно. Он не настаивал. Оставил мне решение на ночь. Переезд не вещи. Переезд согласие. Я кивнул. Решу утром.

Ночь принесла тишину. Где-то звякнуло ведро о деревянный край. Где-то ребёнок перевернулся на лавке и стукнул пяткой по доске. Где-то скрипнули петли у дверцы сушилки. Я лежал на соломе и смотрел на тонкую полоску света, которую принёс из-за крыши месяц. Рядом сидел мой рюкзак. Привычный, как ладонь. Я думал о том, как легко ошибиться, если начать гнать. Земля терпит неточности, но не любит спешки. Люди тоже.

На рассвете мы с Романом пошли к намеченной целине. Туман висел у самой травы. В этом тумане видно, как ходит вода. Там, где она любит останавливаться, трава темнее. Там, где уходит быстро, лента светлее. Мы поставили тонкие палочки на границах этих переходов. Савелий пришёл позже, поправил две отметки и сказал коротко. Здесь вода обманчива. Мы не спорили. На краю я воткнул новый прутик с выжженным знаком. Так мы договорились с утренним светом.

Дальше день целиком достался дворам. Я попросил женщин принести тёплую воду и развести в ней вчерашнюю золу. Мы прошли вдоль участков и подсыпали по щепоти. Сразу закрывали влажной крошкой, чтобы не пустить в небо. Эту работу надо делать утром. В полдень каждая пылинка ищет шанс улететь. Ближе к вечеру перебрали компост вдоль краёв. Внутрь не полезли. Там свой ход. С краёв сняли узкую тёплую полоску и дали по щепоти к рядам гороха и будущей капусты. Земля отозвалась мягко. Будто улыбнулась через плечо.

К вечеру снова случились посиделки. Разговор был короткий и деловой. Ещё раз проговорили очереди к лошадям. Определили, кто смотрит за настилами на полевых тропах. Это оказалось важнее, чем думали. Когда тележка идёт по мягкому, колёса рвут кромку. Потом приходится тратить силы на то, что можно было заметить заранее. Дарья предложила держать у каждого двора связку коротких веток и горсть колышков. Если кто-то видит выемку у тропы, он тут же отмечает и притаптывает. Не ждать общего сбора. Делать руками, которые ближе. Все согласились. Мы и правда стали говорить чаще именно так.

Я достал планшет и показал Ефиму рисунок накладки. Он кивнул, взял железную полосу и сказал, что завтра к полудню поставим всё на место и проверим ход на песчаной кромке у ручья. Там грунт мягче и будет видно, идёт ли кромка как нужно. Он попросил у меня короткий клинышек, чтобы задать угол. Я вырезал его из старой ручки. Инструмент оставили у Романа. У него в сенях всё всегда сухо.

Перед тем как расходиться, Матвей напомнил о доме вдовца и его сына. Сказал имена. Отец Никита. Сын Гаврила. У Никиты крепкая печь и чистая постель на широких досках. Никита держит дом так, как держат хлебную лопату. Без лишних слов. Я поблагодарил Матвея и сказал, что утром приду к порогу и поздороваюсь как надо. Он понял меня с полуслова. Переезд оставили на завтра. Это будет новой страницей и для меня, и для людей вокруг.

Ночь снова была тихой. Я прислушивался к себе и ловил то чувство, которое приходит, когда место начинает стягивать внутрь. За эти дни мы не сделали ничего громкого. Но ухватили главное. Земля перестала жить на одном хлебе из мусора. Она получила пищу, которая пахнет правильно. Люди увидели, что пояски держат воду. Что прутик помогает не спорить с памятью. Что настил спасает межу от ног. Это не чудеса. Это рутина. Но именно из неё складывается живой год.

Утром я разобрал свои вещи. Рюкзак остался лёгким. Внутри блокнот, карандаш, небольшие мешочки семян, нож, узкий свёрток чистой ткани. Я подмёл сарай, как подметают место, где ночевали не один раз. На пороге остановился, положил ладонь на притолоку. Короткая благодарность за сухую ночь и за крышу. Взял рюкзак и пошёл к дому Никиты.

Порог у него был тёплым. Дверь открылась почти сразу. Никита стоял широкой спиной к свету и держал руки так, как держат вожжи. Гаврила поднял голову из сеней и кивнул коротко.