И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

вскинул брови и посмотрел на Эгона Гобея, будто хозяин фермы произнес слова устами сумасшедшего. Рот мужчины безвольно начал открываться и закрываться, как если бы он жевал то, с чем было не по силам справиться его старым зубам.

– Послушайте, нельзя же вот так, без приглашения врываться в чужой дом. Если вы хотели зайти в гости, нужно было сделать это днем, в крайнем случае вечером. Будьте благоразумны, месье Ратте. Отправляйтесь домой, иначе мне придется корить себя, случись с вами чего по дороге.

Ксавье Ратте никак не отреагировал на слова Элайн Мелтон-Гобей, начавшую терять терпение. Ей хотелось схватить человека за шиворот и выволочь прочь из своего дома, несмотря на его юродивость. Неужели в Локронане так принято – не считаться с хозяевами дома. Все ли французы настолько беспардонны или только им так повезло с соседями?

– Зна-а-аю я таких, как вы, – прозвучал вдруг голос гостя, вернувшегося в реальность; Ксавье, опираясь рукой, не стянутой нелицеприятными шрамами, на стол, поднялся и сделал несколько шагов в сторону выхода. – Приезжаете в тихие места, чтобы опорочить их своей магией. Коварные тва-ари. Думаете, что затаитесь и никто не узна-ает, но вас всегда находят. Все-егда-а. Находят и сжигают, наслаждаясь вашими истошными криками.

– Да как вы смеете, ваш разум повредился! Сначала пугаете мою дочь, потом приходите в мой дом, оскорбляете мою семью. Мы давно не живем в каменном веке, господин Ратте, пользоваться магией в рамках закона нашего мира не запрещено, и мне жаль, что это против ваших личных убеждений, но все, что вы можете сделать в такой ситуации, – смириться!

– Я не выжил из ума, мальчишка! Пусть весь мир и вертится безостановочно, но такие места, как Локронан, ценят свою историю и устои. Я выведу вас на чистую воду, и тогда-то заговоришь иначе! – махнув рукой и брызгая слюной, прокричал Ксавье, ковыляя к выходу.

На это Эгон уже не смог сдержаться. Подхватив под руку мужчину, изрыгающего проклятия, он силком поволок гостя наружу. Молчавшая все это время Моник почувствовала, как дрожат ноги, подгибаются колени. Этот мужчина изрядно напугал ее, заставил понервничать в который раз за день. Чего хотел от них этот борец против магии? Значит ли его приход то, что маленький островок безопасности, их ферма, больше таковым не является? Поток мыслей прервал плеск за спиной, и Моник с криком побежала в ванную комнату, лихорадочно перекрывая кран.

Горячая ароматная вода дарила желаемое умиротворение; каждая клеточка тела шептала хозяйке о благодарности, расслабляя. Раны щипало, но эта боль была незначительна по сравнению с тем, что испытывала Зоэ-Моник в душе. Девушку терзала мысль о том, что ей навеки придется прослыть лгуньей, и иного выхода не виделось. Она лгала и продолжает лгать родителям, а теперь придется нести на устах ту же ложь и подругам.

Внезапное чувство одиночества закралось, пожирая внутренности, оставляя после себя дыру, заполненную пустотой. Чтобы не терзаться, по-хорошему лучше вовсе не водиться ни с кем, держаться особняком, никого не любить, тогда и только тогда количество наносимого ей вреда значительно сократится. Но как теперь отступить, когда проклятое сердце познало всю прелесть дружбы? Словно зависимое, оно стучалось и билось о ребра, прося еще. Единожды почувствовав на языке вкус таящего шоколада, вы уже не сможете остановиться, так и одинокая душа, коснись ее любовью, никогда не перестанет желать большего. Она хотела познакомиться поближе с Арлетт, Леони и Эрве, но имела ли право требовать от них искренности, когда сама могла взамен лишь притворяться таковой.

Тьма не оставит девушку, умоляй она даже на коленях, убивайся, угрожай, темнота не уйдет, поселившись бок о бок, кормясь чужим страхом. Когда впервые Моник столкнулась с ней? Об этом девушка вдруг подумала, опустившись в ванну под самый нос, наблюдая за танцующими под толщей воды прядями волос. Она помнила себя еще совсем малышкой, играющей на полу в одной из череды съемных квартир. Девочка знала, что родители тайком заглядывают в отведенную под детскую комнату, чтобы проверить, чем та занята. Моник стеснялась этого и не хотела, чтобы таинство детского воображения раскрылось хоть кому-то, пусть это были и родные матушка и отец.

Решая поиграть в прятки с Элайн и Эгоном, девочка зажмурилась, сжав крохотные кулачки, желая прямо сейчас оказаться в ином месте. Темнота пошла рябью, Моник на миг растерялась, думая, что открыла глаза, но нет, веки трепетали, тогда как взору предстал зал с высокими потолками в каменном дворце принцессы, которая уже ожидала гостью для совместных игр.

Поначалу несмело Зоэ-Моник прошла в глубь замка, минуя колонны, и спряталась за одной из них, но любопытство, проснувшееся от услышанной песенки, заставило девочку покинуть временное убежище. Странные строки напевал тонкий голосок: то была девочка примерно того же возраста, что и Моник, сидевшая посреди огромного круглого ковра.

При лунном свете как-то

Я попросил Пьеро:

«Одолжи мне, друг, свое перо,

Чтобы написать словечко одно.

Моя свеча погасла,

И больше нет огня.

О муза, умоляю, не покинь меня».

При лунном свете так же

Ответил мне Пьеро:

«Боюсь, помочь мне нечем,

Уже в кровати я,

Сходи лучше к соседке

И одолжи огня»[26].

На последней фразе незнакомка громко хихикнула и заколотила ногами в светлых носочках о пол, одна из туфелек слетела и угодила в настенный канделябр, мгновенно погасив единственный источник света. Моник не понимала ни слова из впервые услышанного ею языка, будто девочка просто промурлыкала под нос выдуманные строки, радуясь собственной шалости. Уже гораздо позже, когда Эгон Гобей начнет обучать дочь французскому, она вдруг вспомнит колыбельную, звуча-щую в устах малышки приговором для несчастного Бога Любви.

Кромешная темнота проглотила просторный зал, Зоэ-Моник вздрогнула, понимая, что больше не слышит песенки, лишь шорох одежд незнакомки подбирался ближе, пока на щеке она не почувствовала чье-то дыхание. Словно по щелчку пальцев перед лицом загорелись свечи ручного канделябра, ослепляя на миг, но рыжеволосая незнакомка только рассмеялась, заметив гостью, закрывшую глаза ладонями, схватила ту за руку и усадила рядом с собой на ковер.

– Мы будем играть, а то мне скучно здесь одной.

Зоэ-Моник снова не поняла слов, но на всякий случай кивнула. Рыжеволосая принцесса, чьи веснушки в тусклом свете свечей казались, скорее, кратерами от оспы, вложила в руки гостье миниатюрные фигурки, напоминающие обугленных, выточенных из костей человечков, поднявших неестественно короткие ручки вверх. Не дожидаясь ответа Зоэ-Моник, девочка затянула новую песню:

Жил