Тяжёлая реальность. Флибустьер - Хайдарали Мирзоевич Усманов

Торговцы слушали и шептались. Их шепоты – порошок слухов – поднимались, как туман с холодного причала:

“Кто это? Огр? Явно не чистокровный… К тому же, вроде как возит редкости… Хм-м… В Рубеин, говоришь?”

Их голоса были остры и тягучи, и в каждом была наживка. Ничто человеческое не чуждо торговцу, особенно если в словах горит обещание наживы. И потому одна-две пары глаз встретились, улыбки появились, и кто-то позвал знакомого – капитана с седыми усами, который любил искать у судьбы тот самый случай, когда можно было взять риск и обернуть его в прибыль.

Внутри этого шума Кирилл чувствовал себя дирижёром, устало играющим на скрипке, вся композиция которой – невербальная. Он знал цену того, чтобы быть замеченным. Знал цену того, что его заметили те, кому не стоит попадаться под руку. Но он видел в этом и обратную выгоду. Внимание чужих рук… Чужих глаз… Всё это могло сыграть роль зеркала, в котором отражение правды становилось искажённым.

“Если кто-то придёт следом – так пусть я буду к этому готов.” – Думал он. Пусть всё этот мир покажет сам. Чьи желания окажутся сильнее… Чей страх превратится в действие…

Он не говорил при торговцах о возможных “ловушках” и не настраивал никого на прямые шаги. Его игра была тоньше. Он позволял другим видеть то, что нужно, и не видеть того, что вредно. Он умышленно оставлял в разговорах те самые “случайные” фразы – о времени отхода, о заправке, о планах на ночь. Эти слова работали не как стрелы, а как тень на стене, и люди сами додумывали, что под тенью скрывается золото. И покупатели – люди бизнеса и звери торговли – додумывали именно то, что могло быть выгодно именно им.

Тем временем корабельный ИИ “Троян” тихо и настойчиво полировал их следы. Он тщательно отслеживал каждый электронный шёпот, каждый ретрансляторный всплеск, отмечал слабые аномалии. Кирилл смотрел на цифры, читал графики, но затем показательно “отворачивался” и посылал в мир человеческие слова. Хриплое “пустяки”, дружеское “не переживайте, всё в порядке”, скучный “мы уходим завтра утром”. Так он создавал запах – запах уверенности и уязвимости одновременно.

Сейрион наблюдала за всем этим с тенью улыбки, которая то стягивалась, то расплывалась. Она понимала, играла и с собственной надеждой. Эти разговоры для неё – ещё одно доказательство, что он был готов рисковать ради целей, которые она считает своими. Но в её глазах читалось не только облегчение. Было и острое ощущение клина. Она знала цену, когда внимание к корвету возрастало, и понимала, что риск их заметности – не только чистая польза.

Никто из собиравшихся торговцев не знал сути “Трояна”. Они видели бронированный клин старого корвета и его худощавого хозяина, и думали, что перед ними – шанс нажиться. Многие мечтали просто пробить его, вытащить из него сырьё и отдать купцам. Те, кто мыслит шире, смекнули, что в его руках – нечто большее. Не столько товар, сколько способность испортить кому-нибудь из них настроение. И это их привлекало ещё сильнее – громче, как звонок на рынке о новой редкости.

Когда один или другой капитан пришёл и предложил “взять его в эскадру” – это был язык силы, желанный и простой. У тебя – сила, у нас – порядок. Если ты с нами – мы тебя прикроем. Кирилл отвечал ровно, с улыбкой, не отказываясь от шансa увидеть, кто из них готов действовать, а кто – лишь мечтать. Он не говорил “да”, но не говорил и “нет”. Он брал время. Ведь время – это то, что позволяет другим открыть себя. Тот, кто хочет слишком сильно, выдает себя в своих жестах. Тот, кто тих – лишь наблюдает.

Вечером, когда лампы причала потускнели и шум улегся как холодная волна, он вернулся на причал, где хранилась его тайна. Там, в тёплом полумраке, он заглянул в скрытые от всех уголки своей машины – не в подробности, а в образ. Вещи, которые не совпадают с людьми, вещи, что выглядят невозмутимо и молчат. Это была его внутренняя комната. Он не показывал её чужим и теперь точно знал, как спрятаться в ней, если нужно. Вот в этой комнате – не в техническом описании, а в ощущении – он черпал спокойствие: там его сердце могло биться, не зная любопытства чужих глаз.

Он понимал, что в этот раз игра будет куда более сложной. Так как она будет двойная. Если кто-то придёт за ним вслед, этот кто-то придёт с собственным грузом страха и надежды и может встать на путь куда более опасный, чем он сам. И в этом тоже таилась некоторая выгода. Не потому, что он желает, чтоб кто-то пострадал, а потому, что мир сам разобьёт гордыню жаждущих, и правда их желаний обнажится. Он хотел увидеть – и изучить – как именно это происходит. Кто встанет на сторону алчности, а кто – на сторону сделки и взаимной выгоды.

…………

Корабль медленно отшвартовался от причала. Вокруг шумели манипуляторы и резали воздух струи топлива. Навигационные лампы мигнули. За их спиной всё те же упрямые посторонние взгляды остались висеть мгновенной тенью. На борту “Трояна” – в то утро, которое пахло озоном и кофе – он дал короткий приказ:

– Уходим. Курс – Рубеин. Запас топлива – максимальный. Осторожность – первостепенна.

Слова были просты, но в них звенела решимость. Тьма космоса снова распахнулась на главном экране мостика корвета, когда тот плавно скользнул от станции, у Кирилла в груди было то странное, чуть ли не ледяное спокойствие. Это было чувство человека, который отправляется на риск не потому, что он ищет славы, а потому, что нет больше смысла оставаться на месте, где за ним слишком пристально наблюдают чужие глаза.

Когда корвет отшвартовался, оставляя за кормой причал, Кирилл смотрел на тонущие огни и думал о тишине предстоящего пути. Внутри него было одновременно страх и любопытство: страх, что одна из теней последует за ним; любопытство, чтобы понять, кто из этих теней окажется не хищником, а простой пешкой в игре чужих желаний. И в этой тишине он ощутил одну простую мысль: лучше быть тем, кто задаёт тон, чем тем, кто отпадает от чужого свистка.

Всё это было не указанием к действию и не планом ловушки – это была сцена: человек, который умело пользуется языком и видимостью, как маской; рынок, который пожирает слухи; и судьба, которая движется не по прямой, а по шорохам прошептанных